Содержание:
Молитва николай гурьянов старец
Данная статья содержит: молитва николай гурьянов старец — информация взята со вcех уголков света, электронной сети и духовных людей.
Покаянная молитва старца Николая Гурьянова
Покаянная молитва старца Николая Гурьянова
Помоги мне, Боже,
Крест свой донести.
Свой тернистый путь,
Ты нес Крест безмолвно,
Много Ты терпел,
За врагов молился,
За врагов скорбел.
Телом также слаб,
И страстей греховных
Я преступный раб.
Я — великий грешник
Я ропщу, я плачусь.
Дай мне крепость сил,
Чтоб свои я страсти
В сердце погасил.
Радость и покой.
Мудрые мысли старца Николая Гурьянова
† Надо жалеть неверующих людей и молиться, чтобы Господь избавил их от вражеского помрачения.
† Радуйтесь и благодарите Бога, что вы родились в России, что вы — православные.
† Цель нашей жизни — вечная жизнь, вечная радость, Царство Небесное, чистая совесть, покой — и всё это в нашем сердце.
1. Старец Николай Гурьянов – один из великих Псковских старцев.
Покаянная молитва отца Николая Гурьянова
Покаянная молитва отца Николая Гурьянова
Старец Николай, подобно древним старцам, складывал молитвы в стихах. И читал повсюду – во время послушаний или отдыха.
Господи, помилуй, Господи, прости.
Помоги мне, Боже, Крест свой донести.
Ты прошел с любовью свой тернистый путь,
Ты нес Крест безмолвно, надрывая грудь.
И за нас распятый много Ты терпел,
за врагов молился, за врагов скорбел.
Я же слаб душою, телом также слаб,
И страстей греховных я преступный раб.
Я – великий грешник. На земном пути
Я ропщу, я плачусь. Господи, прости!
Помоги мне, Боже! Дай мне крепость сил,
Чтоб свои я страсти в сердце погасил.
Помоги мне, Боже! Щедрою рукой
Ниспошли терпенье, радость и покой.
Грешник я великий на земном пути.
Господи, помилуй, Господи, прости!
В известном кинофильме «Остров» режиссера Павла Лунгина рассказывается о старце-юродивом, подвизавшемся в северном монастыре. Многие знают, что прообразом главного героя этой киноленты стал отец Николай, старец с острова Залита.
Отец Николай родился 24 мая 1909 года в деревне Чудские Заходы под Санкт-Петербургом. Его семейство было религиозным. Алексей Иванович, глава семьи, служил в храме Архангела Михаила регентом. Николай и его старшие братья унаследовали музыкальное дарование, брат Михаил даже был профессором консерватории. Старшие братья погибли в Великую Отечественную войну.
Отец у меня умер в четырнадцатом году. Осталось нас четверо мальчиков. Братья мои защищали Отечество и от фашистской пули, как видно, не вернулись… Благодарите Отца Небесного, мы живем теперь, у нас все есть: и хлеб и сахар, и труд и отдых. Я стараюсь вносить в Фонд мира ту копеечку, которая помогает избавиться от этих военных действий… Война ведь пожирает молодые жизни. Не успел человек открыть дверь в жизнь – уже уходить…
Мальчиком Николай Гурьянов пришел в храм, где служил отец (и где самого Николая крестили) и стал в храме алтарником. Этот церковный приход однажды посетил будущий священномученик митрополит Вениамин. Владыка Вениамин провел службу, а юный алтарник держал его посох. После службы владыка сказал мальчику: «Ты счастливый, что с Господом…» Эти слова Николаю запали глубоко в сердце. Когда закончилась отроческая ломка голоса, Николай стал псаломщиком. Потом задумал получить образование и выбрал стезю учителя. Он окончил учительский техникум, поступил на учебу в Ленинградский пединститут заочно, поскольку требовались деньги на жизнь. Учительствовать начал под Псковом – читал математику, физику, биологию.
Из автобиографии протоиерея Н. Гурьянова:
В Ремде, Середкинского района, с 1929 года я исполняю должность псаломщика при Свято-Никольском храме, затем работаю на производстве и заканчиваю среднюю школу. Под Ленинградом в Тосненском районе учительствую, на этой работе застает война 1941 года и оккупация. 15 февраля 1942 года принимаю Святое рукоположение в сан иерея и в городе Вильнюсе поступаю в Духовную семинарию. В июле месяце 1943 года из Вильно перехожу на приход Гегобрасты Поневежеского благочиния; а в 1951 году кончаю Духовную семинарию на заочном секторе при Ленинградской духовной академии и там же продолжаю повышать богословские знания на втором курсе Духовной академии.
В автобиографии 30-е годы опущены, будто их и не было. А в это время Николай Гурьянов был арестован и сослан в лагерь под Сыктывкаром. Он не афишировал свою духовную и церковную жизнь, но когда начался период разрушения храмов, выступил открыто: храм – это чья-то святыня, если вы не уважаете чужую святыню, сохраните ее для себя и для наших потомков хотя бы как памятник истории и культуры. Последовало исключение из института, увольнение с работы, заключение в ленинградскую тюрьму «Кресты». В октябре 1931 года Николай Гурьянов предпринял неудачную попытку побега из Сыктывкара. После поимки был направлен на строительство железной дороги в Воркуту.
В Воркуте получил серьезные увечья: придавило вагонеткой, потом тяжело травмировал ногу. Но духом Николай Гурьянов не пал – встретил множество церковных подвижников, давших пример жизненной стойкости. Самым страшным испытанием была пытка ледяной водой – стояние зимой в ледяной воде. Вместе со ссыльным Николаем Гурьяновым пытке подвергались и другие страдальцы – выжил только он: «Меня согревала молитва Иисусова, я не чувствовал холода».
Из воспоминаний отца Николая:
Люди исчезали… ночью уводили по доносам… Я долго плакал о самых дорогих, потом слез не стало… Мог только внутренне кричать от боли… Страх всех опутал, как липкая паутина. Кабы не Господь, человеку невозможно вынести такое… Сколько духовенства – умучено, архиереев истинных, которые знали, что такое крест, и шли на крест… Всюду трупы заключенных лежали непогребенные до весны. Кто-то еще жив: «Хлеба, дайте хлеба…» – тянут руки. А хлеба-то нет! Так было со Святой Русской православной церковью – ее распинали.
Домой Николай Гурьянов вернулся в марте 34-го года. На фронт из-за увечий не взяли. Из оккупированной немцами территории был перемещен в соседнюю Прибалтику. В Риге рукоположен во диаконы, а всего через несколько дней в Вильнюсе, как явствует из биографии, рукоположен в сан иерея. Рукоположение совершил митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский). С 1943-го по 1954-й год отец Николай был настоятелем храма Святого Николая в г. Гегобрасты.
Похожие главы из других книг
МОЛИТВА Знаю — бывает тяжко, Страшно за каждый шаг… А вот одна монашка Мне говорила так: Надо молиться Богу, Чтобы рассеять страх… С Богом найдешь дорогу, Что с фонарем впотьмах. Надо молиться много, Долго и не спеша. Чтоб добралась до Бога, Как ручеек, душа… Надо молиться
3 Молитва Возношу тебе, Всевышний, Не молитву, а хулу. Я вдыхаю дух сивушный У палатки на углу. Божий мир… А, может, – глобус — Краска и папье-маше. В переполненный автобус Трудно втиснуться душе. Серый снег под небом серым, Серой улицы ледник, Дышит адским духом
Молитва Я горячо шепчу: спаси вас, люди, От зависти, от лжи, от клеветы… Ведь молоком наполненные груди Преподают уроки доброты. О пониманье грежу, как о чуде, Но у чудес расплывчаты черты. И долговечна память об Иуде, И древние размножены кресты. И познанные истины
Молитва Н.Р. О Боже, дай мне умереть Достойно и без слёз. Дай в миг последний посмотреть На солнце средь берёз. И если можно, дай сказать: «Любимая, прости!» Дай сил любовь поцеловать — И душу ей
Молитва Поэт — в одиночестве сладком… С бокалом вина… не в шелку… Сидит, где мерцает лампадка, В желанном душе уголку. О многом в безмолвии ночи Мечтает живой человек. И Матери Божией очи За ним наблюдают весь век. Он с верою в сердце слепою Жить честно желает… Пусть
I. Предки Гоголя. – Первые поэтические личности, напечатлевшиеся в душе его. – Характерические черты и литературные способности его отца. – Первые влияния, которым подвергались способности Гоголя. – Отрывки из комедий его отца. – Воспоминания его матери
I. Предки Гоголя. – Первые поэтические личности, напечатлевшиеся в душе его. – Характерические черты и литературные способности его отца. – Первые влияния, которым подвергались способности Гоголя. – Отрывки из комедий его отца. – Воспоминания его матери В малороссийских
III. Переписка с матерью во время пребывания в Гимназии: нужда в деньгах; – желание учиться музыке и танцам; – участие отца в направлении способностей Гоголя; – смерть отца; – отчаяние Гоголя; – опасения за здоровье матери; – сроки получения денег из дому; – склонность к сельскому хозяйству и садово
III. Переписка с матерью во время пребывания в Гимназии: нужда в деньгах; – желание учиться музыке и танцам; – участие отца в направлении способностей Гоголя; – смерть отца; – отчаяние Гоголя; – опасения за здоровье матери; – сроки получения денег из дому; – склонность к
Предсказание отца Николая о монашестве
Предсказание отца Николая о монашестве В первый год после крещения я гостил на приходе у моих новых друзей — отца Рафаила и отца Никиты. Хотя что к тому времени я стал часто бывать в монастыре, но сам о монашестве не помышлял. Напротив, всерьез собирался жениться. Невеста
Глава ХIII ПОКАЯННАЯ ЛИРИКА И «ПОЛТАВА»
Глава ХIII ПОКАЯННАЯ ЛИРИКА И «ПОЛТАВА» Служенье Муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво. Так в музыкально точной формуле определил Пушкин вечную обособленность художника. В этих двух строчках, написанных в деревне в 1825 году, есть, быть может, предчувствие
Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии. Повесть о смерти и бессмертии Николая Гумилева
Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии. Повесть о смерти и бессмертии Николая
Письма моего отца, Николая ивановича Павлищева, к дяде моему, Александру Сергеевичу Пушкину (в выдержках)
Письма моего отца, Николая ивановича Павлищева, к дяде моему, Александру Сергеевичу Пушкину (в выдержках) I Михайловское, 27 июня 1836 годаЯ ехал сюда предубежденный в пользу управителя. С этим предубеждением я принялся на досуге рассматривать его приходо-расходные книги, и
«Белые тени» на улице Гурьянова
«Белые тени» на улице Гурьянова Местные жители не любят говорить об этом — даже если спросить их напрямую. И это вполне объяснимо — еще слишком жива в памяти трагедия 1999 года, когда здесь были убиты десятки людей. Это был один из первых крупных терактов в России, и он
БАЙКА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, про то, как «свои» коней уводят, про конокрадство вообще и про лошадок отца Ди про лошадок отца Димитрия в частности
БАЙКА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, про то, как «свои» коней уводят, про конокрадство вообще и про лошадок отца Ди про лошадок отца Димитрия в частности — Отож цыган не зря сказал, — усмехаясь, говорил дед Игнат, — шо крадена кобыла завсегда дешевше покупной, яка бы не была погода, хочь в
МОЛИТВА Наконец окончился день. Отрыдала, отпричитала толпа возле управы. Откричались осипшие полицаи. Те, кто остался, вернулись к хатам.В страшную, чужую, немецкую даль, кто знает, на какое горе угнали еще полтораста односельчан. От тех, кто ушел раньше, не было ни писем,
ГЛАВА 36 Городская квартира — Самодействующая молитва остановилась — Буря хульных помыслов — Возобновление блудной брани — Главная беда — вынужденное празднословие — В горы — новым путем — Болезнь — Возвращение в город — И снова в пустынь — Кот выжил — Самодействующая молитва возобновилась
ГЛАВА 36 Городская квартира — Самодействующая молитва остановилась — Буря хульных помыслов — Возобновление блудной брани — Главная беда — вынужденное празднословие — В горы — новым путем — Болезнь — Возвращение в город — И снова в пустынь — Кот выжил —
Остров Божественной любви. Протоиерей Николай Гурьянов
До сих пор с трепетом вспоминаю тот момент, когда родился кадр – старец Николай благословляет мальчика… Батюшка стоял у забора и… будто Ангел пролетел: я оказалась в нужной точке, и в тот самый момент к старцу направился мальчик. Затаив дыхание, выждала решающее мгновение, важно было не сорваться и не нажать на спуск раньше.
Первый раз я поехала к нему в девяносто четвертом году. Пока добиралась на остров, душа ныла и ждала чего-то судьбоносного. Я не стремилась задать какие-то житейские вопросы, а жаждала узнать нечто, чего на словах-то и не сформулировать даже. Надеялась, что Господь откроет мне некую тайну.
Батюшка пригласил в дом, но за беседой я все же не смогла ничего спросить, лишь благословилась на съемку. Старец предложил покушать – я отказалась, не знала, что во всем нужно его слушать. Он мне: «Поешь, поешь», – а я: «Спасибо, батюшка, мы только что позавтракали». – «А молитву перед едой читаешь?» – спрашивает отец Николай. «Не всегда, батюшка». – «Надо читать, а то хлеб не хлеб – комом в горле встанет».
Сижу, как под рентгеном. Стала объяснять, что приехала с такой-то целью, а он: «Сфотографировать меня хочешь? А как хочешь сфотографировать?» – «На улице, батюшка». – «Во что ж мне нарядиться?» – «Можно прямо так, батюшка».
Он отправился в другую комнату и вскоре появился с черным подрясником в руках. «Может, в этом?»
«Хорошо», – кивнула я, но глаза старца стали вдруг веселыми. Он хитренько спросил: «А может, в розовом?»
Я растерялась и говорю: «А фотография будет не цветная». Озорная улыбка озарила лицо, и отец Николай опять исчез в комнате. Вскоре вышел в черном подряснике.
Помню, как на улице я забежала вперед, чтобы запечатлеть на пленку, как люди устремились за старцем. Все так быстро происходило, что не успевала навести на резкость, и как только об этом подумала, старец остановился и пошел медленней. Удалось сделать его портрет у озера и поленницы с дровами, эти кадры были опубликованы в газете «Православный Санкт-Петербург».
Когда вслед за отцом Николаем люди вошли в храм, он нас оставил на какое-то время и долго находился в алтаре. Все напряженно и молча ждали. Вновь возникло прежнее чувство, с которым я ехала к старцу, душа опять стала ныть… Старец вышел на амвон, окинул всех глубоким взором, затем подошел и каждому что-то свое сказал… Неожиданно на вопрос, который мне не удалось сформулировать, я получила емкий ответ.
К рассказу о фотопортрете старца хочу добавить потрясшее меня повествование.
«Надежда в девичестве носила фамилию Иванова, а когда встретила будущего мужа – он тоже оказался Ивановым. Так что она Иванова дважды.
Жили счастливо, но недолго: трагическая смерть мужа вдруг обнажила другую реальность – рядом существовало зло. Бороться с ним не было сил. Одних людей скорби ведут к отчаянию, для других являются толчком к обретению веры. Так случилось и с Надеждой: обращение к Богу не только утешило, но и наполнило земную жизнь новым смыслом. Читая духовную литературу и посещая святые места, Надежда укреплялась в вере.
Ей посчастливилось не раз бывать у батюшки Николая и стать его духовным чадом. Однажды она стояла в его дворике и глядела, как батюшка мажет людей освященным маслицем. Непроизвольно ушла в свои мысли. “Хорошо, когда есть Господь. А если б Его не было, то даже не знаешь, зачем жить”, – думала Надежда. Вдруг заметила на себе проницательный взгляд старца. “Хорошо, когда есть Господь, – подтвердил вслух ее мысли батюшка Николай и тут же добавил: – А если б Его не было – то незачем жить!”».
Слухи о прозорливости отца Николая Гурьянова с острова Залита давно ходили по России. Вот и ехал, тянулся к старцу народ разный. Кто с горем ехал, кто за духовным наставлением, а кто про свою душу понять что-нибудь. Батюшка утешал, наставлял, подсказывал – все во спасение.
…Собрался однажды отец Николай поздним зимним вечером в сильную пургу куда-то идти.
– Батюшка, в такую стужу. Зачем? – испугались матушки.
– Зовут, – тихо сказал старец. И, несмотря на уговоры женщин, ушел в ночную тьму.
Ветер выл лютым зверем, метель не стихала. Батюшка долго не возвращался. Бежать, искать – куда. Оставалось молиться, уповая на волю Божию.
Вернулся батюшка не один. Мужика замерзшего привел. Тот заблудился в пургу, стал силы терять и даже о смерти думать. Вспомнил он вдруг, как бабы в беде Николая Чудотворца призывают. От страха взмолился угоднику Божию, хотя и считал себя неверующим.
Отец Николай услышал…
Молитвенник за весь мир
Елизавета: Очень часто, когда у батюшки во дворике собиралось много людей, он радовался их приезду и обращался ко всем со словами: «Ведь какое счастье, мои драгоценные, что вы сохранили Истинную Веру! Ведь Бог вот так чувствуется (крепко сжимает одной рукой другую). И если вам кто будет обратное говорить, не верьте. Ведь это мы сейчас в гостях, а потом все пойдем домой. Но только, мои драгоценные, горе будет нам дома, если мы в гостях были, да что-то нехорошее делали».
«Мы сейчас в гостях, а потом все пойдем домой. В гостях хорошо, а дома лучше. Но там, дома, двоякое направление жизни – там вечная радость для праведников и страшный, геенский огонь для грешников. И это не какие-нибудь выдумки, нет, это – Истина».
«Я только хочу Вам сказать, мои драгоценные, берегите растительный и животный мир. Кошку, собаку, вот именно, надо пожалеть. Ведь это, посмотрите, вот как делают (идет по тропинке и, сделав ожесточенное лицо, дергает за ветку). Это же Бог создал, украсил, а ты такую красоту разорил! Это же страшный грех! Ведь посмотрите, как все Бог устроил. Вот кладбище, под покровом леса-то как хорошо!»
Весь батюшкин облик, все его слова и дела дышали такой любовью ко Господу и ко всему его творению, что людям думалось: если такая любовь у батюшки, то какая же она у Господа!
Как-то батюшка шел с людьми по узенькой тропинке, вокруг – трава, и он говорит: «Видите, я палочку несу, мне травку-то жалко», – хотя ноги у батюшки сильно болели.
В другой раз, вспоминая о лагерной жизни (с большим содроганием), говорил: «Бывало, весь день работаешь, работаешь на холоде, а хлеба дают (и показывает: делит одной ладонью другую пополам) за весь день. И все, знаете, хочется с птичками поделиться. Я ведь с шести лет голубей кормлю. Мне мамушка говорила, что они Бога благодарят».
Батюшка никогда не разрешал убивать домашних пауков, даже трогать их паутинку. С детства у меня было страшное отвращение к паукам, но когда я увидела, с какой любовью относится к ним батюшка, как тонко знает их повадки и законы, то поняла, что я их тоже жалею.
Про своих необыкновенных котиков – Таляпку и Липушку, батюшка, ставя их в пример людям, говорил, что они его слушаются, даже и чужих людей любят, как батюшка любил даже чужих по духу людей и врагов.
Батюшка всех любил и жалел. Бывало, идет из храма и благословляет с любовью все вокруг: не только людей, но и травку, и дома. Навстречу грязный, пьяный рыбак – и к батюшке обниматься. А батюшка палочку бросил и искренно, крепко его обнял и наставлял.
Батюшка плакал и молился за весь мир и говорил: «Надо жалеть неверующих людей и всегда молиться: “Господи, избави их от этого вражеского помрачения”».
Как и все великие святые, батюшка все время думал о цели земной жизни – соединении с Господом. Говорил: «Человек рожден для того, чтобы беседовать с Богом».
А когда батюшка произносил слова: «Он раб Божий», – подчеркивая «Божий», его лицо светилось такой теплой радостью! И все понимали сердцем, что это самая великая похвала для человека – служить Богу. О суетности всего остального часто читал стихи:
Все исчезнет в этом мире,
Как трава и цвет в полях,
Нищий в робе, царь в порфире,
Обратятся оба в прах.
«Вы простите, вы простите,
Род и ближний человек,
Меня, грешнаго, помяните.
Отхожу от вас навек».
(или часто: «пока не навек, еще увидимся»)
«Время мчится вперед,
Год за годом идет,
Торопить ничего невозможно.
Время мало у нас,
Береги каждый час
А уклонившимся от пути спасения, читал:
«Душа моя грустью убита,
Я воли Твоей не творю,
И дверь ко спасенью закрыта,
Закрыта дорога к Царю».
Батюшка всегда повторял, что для духовного спасения необходимо несение Креста: «Враг-то, ведь, он Креста боится, как самого страшного огня. Вот почему и против Креста вооружает. Крест надо носить».
Как и все великие подвижники, батюшка имел непрестанную Иисусову молитву и советовал творить ее другим. Многие люди спрашивали, как справиться с одолевающими бесовскими нападениями (уныние, хульные мысли, блуд и т. д.). На это батюшка обычно отвечал, осеняя себя крестом: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». И советовал не обращать внимания на вражеские мысли: «Это бесу тошно, что вы молитесь, вот он вас и смущает».
Выше поста и молитвы – послушание, и батюшка часто проверял его. Если выполнишь, батюшка, назвав по имени, скажет: «Я вас давно знаю». И очень гневался и огорчался за непослушание, даже прогонял.
Учил батюшка и необходимой для спасения духовной внимательности и трезвению. Однажды повел нас на бережок возле храма. Погода чудесная, солнышко, на озере тишина, лодочки плывут. Батюшка говорит: «Вот и кораблик поплыл, и чайки летают. А все, знаете, с такой мыслью: душу погубить – какую-нибудь рыбку поймать».
Так, наверное, и в духовной жизни – в самое безмятежное время нельзя забывать, что враг ищет погубить душу.
Но батюшка говорил и то, что остров – надежное пристанище для всех, кто искренне хочет спастись; часто повторял: «Посмотрите: и там – вода, и там – вода, и там тоже – вода, а здесь – сухо!» И, любуясь на летний пейзаж, читал детскую загадку:
Когда это бывает?»
Ответ: весной, т. е., если человек приезжает к старцу для покаяния и очищения души, то для души наступает весна – время обновления.
Еще батюшка говорил о том, что Господь любит людей, «любящих правду и труд», и что для спасения необходимо много трудиться, работать над собой, часто напоминал:
Работай без устали
Не думай, что даром
Твой труд пропадет.
Не думай, что дум твоих
Ленивых учил и обличал своим примером. Однажды батюшка показал свои стихи и ноты и вспоминал: «Ах, как я трудился! Как же я трудился!»
Он говорил, что после ареста в лагере его сперва все звали Коля-молоденький.
Батюшка, как и многие другие старцы, говорил о скором повторении гонений на Православие. При этом, он, зная каждый шаг ездящего к нему человека, часто предостерегал неосторожных. Одно время я в институте много говорила одногрупникам про Бога. Летом приехала на остров, прихожу к батюшке, а у него в руках фотография (сорок мучеников, монахи и священники, замученные большевиками), и он говорит: «Большевики-то и сейчас остались, так нужно осторожно».
Много раз батюшка читал свое стихотворение «В тридцатых годах 20 века». И подчеркивал: «Это моя автобиография».
А однажды мы ехали к нему с рабой Божией N. Батюшка прочитал это стихотворение. Она спрашивает: «Что, батюшка, на север погонят?» – Батюшка ответил: «Так и здесь не юг». – Эта р. Б. N. очень хотела иметь духовное рассуждение, и батюшка ей много открывал.
В другой раз говорил про Серафима Саровского, которого очень любил (и многим благословлял молиться именно ему, говоря, что он всегда все исполняет).
Про последнее время людям отвечал, что «нужно готовиться. Молитвы утренние, вечерние читать и другое что, но по силам». Говорил, что «денег будет много, деньги будем есть. Да умрем, и некому будет похоронить, – но при этом с большим спокойствием и покорностью воле Божьей, – так надо молиться, и Господь помилует».
Один раз батюшка долго не выходил к людям, разговаривая с кем-то в домике. Потом вышел с таким до боли скорбным лицом, какого я никогда еще у него не видела. Наверное, лицо его было похоже на лик Господа во время молитвы в Гефсиманском саду. Видно было, что на душе у батюшки великая тяжесть и, может быть, даже борьба. Обычно батюшка, какой бы ни был больной или уставший, выйдет к людям, и по молитве Господь дает ему силу – он сразу преображается, становится веселым и бодрым, а тут уже не мог скрыть своего огорчения. Но потом, принимая людей, вскоре стал таким, как обычно. Я спросила у одной из бывших там келейниц, о чем же говорили в домике, что батюшка такой убитый? Та нехотя ответила, что разговор шел о его смерти.
И еще один раз батюшка, выходя к людям, не мог сдержать слез и даже таких страшных слов: «Мои драгоценные, какие вы счастливые, что вы не священники!» Видно, ему, как и Серафиму Саровскому, было открыто, как строго спросит Господь со священства последнего времени за тот пример, который они подают людям.
Иногда батюшке жаловались, что очень тяжело стало жить, что скоро, как говорят, будет голод. Батюшка отвечал: «Так и слава Богу. Может, хоть немножко к Богу пойдем. А то сытые не очень-то…»
Людям из Прибалтики и других мест, где унижают русских, говорил, что это попускается Господом для смирения нашей гордости и благословлял учить язык народа, среди которого живут. Сам он долго жил в Прибалтике и хорошо знал эстонский и латышский.
Однажды батюшке пожелали прожить, как и Феодосию Кавказскому, до 148 лет. Батюшка шуткой, юродствуя, отвечал: «Так мне 148 лет мало, я собирался аж 150, на целых два года больше».
В другой раз говорил: «Мне хочется еще с вами пожить, чтобы была у вас вера чистая, правая и славная. Мне хочется прожить лет до ста сорока, а потом еще сорок – сто восемьдесят, чтобы и дети, и внуки ваши ко мне приехали».
Батюшка, несмотря на большую образованность, всегда учил простоте, повторяя: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного. Не мудруй». И смирение у него было необыкновенное.
Еще в 60-е годы однажды ночью батюшке было видение: хор ангелов пел небесную Херувимскую песнь, и батюшка записал ее. В другой раз ангелы пели ему «Архангельский глас». И про это великое чудо батюшка рассказывал так смиренно и просто: «Архангельский глас – это ведь моя музыка. Мамушка, мамушка-то моя: “Что ты, что ты мне спать не даешь!” – А я: “Мамушка, ну если я лягу, я усну, и мотив пропал!” – И утром спел, а она говорит: “Ой, как хорошо”».
Говорил батюшка очень просто, кратко, на вопросы отвечал моментально. Видно было, что говорит он не от себя. Но в этом простом ответе была такая глубина, над ним можно было думать годами и часто в одном слове был ответ на несколько вопросов. А когда речь касалась Самого Господа, его язык становился необыкновенно изящным, высоким и благодатным. «Господь наш Иисус Христос ради нас воплотился и искупил наши грехи, – говорил он однажды на прощанье, – и нам даровано великое таинство покаяния, благодаря которому мы можем наше окаянство что? – потерять, и больше не найти». Батюшкино совершенство выражалось даже в дикции – когда он говорил, было слышно каждую буквочку.
И проповеди батюшка читал необыкновенные, в течение 30 лет по одной и той же небольшой книжке «Проповеди святого Иоанна Златоустого». Речь, действительно, напоминала Иоанна Златоустого, никогда его проповеди не повторялись и даже очки при этом батюшка часто, юродствуя, надевал верх ногами. В проповеди говорилось о чем-то важном для всех, но, в то же время, и для каждого в отдельности.
Батюшка, как преподобный, имел право говорить как бы от лица Господа, и про Господа от своего лица. И часто людям на прощанье напоминал о страданиях Господа, да и его: «До свидания, не забудьте Моего страдания». – Или говорил: «Ты меня помнишь?» – человеку, который временами забывал Божии заповеди.
Как-то на прощанье батюшка вдруг сказал: «Я вот вам сейчас свою фотографию подарю». Выносит шоколадку, на обложке медведь на цирковом шаре во весь рост. «Вот, это моя фотография», – говорит. Потом я долго думала, что же общего между цирковым медведем и батюшкой, и только через много лет до меня дошло, что батюшка говорил не только об обложке. Как эта шоколадка, вся – одна сладость и приятность, так сладок Господь и так батюшка полон духовной радости и сладости Иисуса Сладчайшего и делится ею с людьми. Хотя и про медведя я потом тоже многое поняла.
В другой раз вместе с N. пригласил зайти в его келью. Батюшке принесли покушать. Он попросил меня почитать вслух житие святой Евфросинии Полоцкой. Прочитала страниц десять, смотрю, батюшка внимательно слушает, а перед ним тарелка супа остывает. Я его прошу: «Батюшка, вы кушайте». А он: «Я кушаю, кушаю». Так показал он нам, что нужно думать прежде всего о пище духовной.
Иногда батюшка применял довольно резкие выражения к большим грехам. На мой вопрос: «Можно ли дружить с неверующими людьми?» – батюшка отвечал: «Дружить, дружить, и приводить их к вере». – «Так они и слушать не хотят». – «Вот как, слушать не хотят. А родители-то у них есть? И родители неверующие? Ты им скажи: “Мы ведь здесь только временно живем, а ведь там будем вечно-бесконечно.
К Богу все равно придем, только вот с чем. А после смерти тела наши восстанут и с душой соединятся”». – «Батюшка, они говорят, что главное – в душе верить». – «Да, главное – в туалет не забыть сходить» (для таких людей).
Курящим и пьющим батюшка говорил так: «А я слышал, курцам такое нужно, из уборной. Знаете уборную-то? Почерпнуть, перемешать с водой и пить. Это тем, кто курит и пьет». И еще говорил: «Курение сокращает жизнь, а сокращение жизни – это самоубийство, а самоубийцы Царствия Божия не наследуют». Он даже не пьяницам пить запрещал, говоря: «Ни капли!»
Батюшка – великий чудотворец, и хотя он очень себя скрывал, нельзя было не поражаться, как по его молитве чудесным образом устраивалась вся жизнь в нашей семье: работа, учеба, жилье, личные отношения.
Моя младшая сестренка лежала в реанимации на искусственной вентиляции легких, надежды на то, что она выживет, почти не было.
Я попросила батюшку помолиться, он смиренно сказал: «Ну, может, Бог все управит. Запиши младеницу Анну» (в записочку, чтобы молиться). Вернувшись, я узнала, что с того дня ей сразу стало лучше и ее уже выписали.
Папа спросил батюшку о работе и через несколько недель получил такую должность, о которой можно было только мечтать. И много было других чудес.
Что же касается батюшкиной прозорливости, то ему были открыты все даже мельчайшие мысли человека, он видел, кто и как к нему едет. В этом я убедилась в первую самостоятельную поездку к батюшке (до этого была один раз с мамой, и батюшка больше говорил с ней). Перед выездом мама дала мне большой кочан капусты и сказала: «Увези батюшке». Я очень роптала (ведь можно купить на рынке во Пскове, зачем тащить такую тяжесть), но мама настояла. Пришлось ходить по Пскову с этим кочаном, а ноги были стерты до крови новыми туфлями. Зато когда я приехала к батюшке и после разговора с ним все, утешенные и довольные, стали предлагать ему привезенные продукты, он ничего не брал, и только, глядя на меня и мою капусту, с веселой улыбкой сказал: «Ну, капусточка из дому, так уж возьму! Раз уж из дому».
У батюшки было много тайных подвигов. Как-то он позволил мне пройти в его дальнюю комнатку – не помню, зачем, – и вдруг я увидела, что вся его кроватка усеяна мышиным пометом.
Я с ужасом спросила: «Батюшка, они же Вам спать не дают, как же Вы их терпите?» – Батюшка сказал: «Ничего, они мне колыбельную поют: “Спи, батюшка, спи”».
Терпел батюшка и холод, часто в мороз подолгу разговаривал с людьми, накинув только тулупчик, без шапки и варежек.
Как-то я, по обычной для новичков прелести, расплакалась после исповеди у батюшки (я тогда не знала, что плакать на молитве при людях – признак гордости). Когда мне сказали об этом, я даже возмутилась и пошла выяснять этот вопрос к батюшке. Подхожу к двери, стучу, выходит батюшка, но такое чувство, что он не здесь, а созерцает что-то невидимое. Как-то отрешенно и умиротворенно спрашивает: «Что тебе, деточка?»
«Батюшка, правда, что плакать в Церкви – от прелести?» – «От прелести, от прелести». Потом, как бы очнувшись, наклонился ко мне и доверительно спросил: «Так, а вы что, плачете?» – «Да». – «Так, значит, вместе будем плакать». Тогда я поняла, что батюшка, служа, внутренне плакал за весь мир, хотя внешне этого нельзя было заметить, лишь иногда голос его дрожал, особенно на словах: «Христианской кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на Страшнем Судище Христовом просим».
В другой раз передо мной на исповеди стояли два молодых человека. У одного в руках была длинная бумага с исповедью, а другой – просто стоял, понурив голову. Первый исповедовался долго, второй – встал на колени, слышно было, как он от всего сердца громко просил: «Батюшка, что мне делать?»
Потом, после канонов, все с батюшкой вышли на улицу. На озере большой ветер, на крыше храма куски железа грохочут, вот-вот оторвутся. Алтарница матушка Анастасия просит помолиться, чтобы крышу ветром не снесло. А батюшка идет и спрашивает: «Где Евгений? Где Евгений? – Подходит к тому, который писал большую исповедь. – Ты Евгений?» – «Нет, батюшка, я Александр». – «А где Евгений?» – «Я, батюшка», – назвался тот, второй.
«Помолись, чтобы крышу ветром не снесло», – так батюшка утешил и показал, как искреннее покаяние принято Богом.
Однажды я жила на острове несколько дней, не причесываясь. Пришла к батюшке, а он спрашивает: «Где мой гребешок-то? Сейчас по марканам поищу. Я, кажется, сегодня не причесывался». Нашел, причесался при мне. «Дай-ка мне зеркальце». – Я подала ему зеркальце. Батюшка посмотрелся в него и довольно сказал: «Ну вот, теперь хорошо».
Чтобы понимать батюшкин язык, нужно было к каждому его слову приставлять слово «духовно». Например, батюшка почти всем людям благословлял уезжать из Москвы и Санкт-Петербурга, говоря: «Там плохой климат» (духовно тяжелая атмосфера).
Батюшка мог даже ударить, но по-разному и с разным смыслом.
Однажды по дороге на остров я купила в подарок батюшке несколько книг и, приехав, предложила ему их. Особенно батюшке понравилась одна книжка, и он с умилением прочитал название: «О кратковременности здешней жизни, о смерти и вечной жизни».
В другой раз батюшка сильно ударил меня по щеке и сказал: «Видишь, и не упала». В скорости Господь попустил сильное искушение, в котором я устояла благодаря батюшкиным молитвам.
Еще как-то напало на меня какое-то уныние, разленение, стеснение в мыслях. Пришла к батюшке, и, не успев договорить: «Батюшка, я ослабела духовно», – получила удар по лбу со словами: «Не сметь слабеть!»
Все вражеские мысли как рукой сняло, и от этой заботливой отеческой строгости стало очень радостно.
О начале второй Чеченской войны мы узнали за несколько месяцев, находясь на острове. Один из приехавших людей не постеснялся при всех признаться батюшке, что убил человека. Батюшка мягко спросил: «Так ты, наверное, случайно?», – но он без оправдания исповедовал свой грех: «Нет, батюшка, намеренно, из-за женщины. Мне старцы в Печерах сказали, что осенью будет война, меня призовут в солдаты и там убьют, и этим я искуплю свой грех».
Батюшка не отрицал, что будет война, было видно, что он внутренне помолился и сказал: «Нет, не убьют», – дал ему наставление.
Мы еще раз убедились в высоте батюшкиной молитвы: если другие старцы только открыли человеку волю Божию о нем, то батюшка своей молитвой ее изменил, а, может быть, даже и взял этот грех на себя.
Воспоминания, объединенные общим названием «Зри мое смирение», впервые опубликованы в журнале «Новая книга России», № 5–72003. Публикуются отрывки из воспоминаний.
Поделиться ссылкой на выделенное
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»
Будьте всегда радостны!
Старец Николай Гурьянов в воспоминаниях современников
24 августа мы чтим память великого старца – протоиерея Николая Гурьянова (1909–2002). Более 40 лет старец служил в храме святителя Николая Чудотворца на острове Талабск (Залит) Псковской епархии. Будучи сам великим старцем, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил о протоиерее Николае Гурьянове, что он является «единственным по-настоящему прозорливым старцем на территории бывшего СССР».
“Человек рожден для того, чтобы беседовать с Богом”
«Будьте всегда радостны и в самые тяжелые дни вашей жизни не забывайте благодарить Бога: благодарное сердце ни в чем не нуждается».
«Не огорчайтесь за посещение неприятностей: это спутники жизни в наших оздоровлениях».
«Верующий человек, он должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!»
«Человек рожден для того, чтобы беседовать с Богом».
«Надо жалеть неверующих людей и всегда молиться: “Господи, избави их от этого вражеского помрачения”».
«Ведь это мы сейчас в гостях, а потом все пойдем домой. Но только, мои драгоценные, горе будет нам дома, если мы в гостях были да что-то нехорошее делали».
«Жить так, словно ты завтра умрешь».
«Идите и делайте добро. Всякая любовь покрывает множество грехов».
Старец в воспоминаниях современников
Простота и любовь к людям, животным, растениям, ко всему, что сотворено Богом, выделяли его среди других… Когда отец Николай приехал на остров, около его домика было пустое место, напротив – кладбище с разбитой оградой и ни одного деревца. А ему так хотелось всё украсить! И он из Киева, Почаева, Вильнюса, Пюхтиц собирал растения, корни кустов и цветов и сажал на острове. Батюшка с любовью ухаживал за деревцами. Тогда еще там не было водопровода, и воду батюшка носил с озера, по 100–200 ведер. Всё сам поливал: и кусты, и цветы, и будущие деревья. Рядом с домом батюшка посадил хризантемы, георгины, гладиолусы. Теперь мы видим плоды его трудов: повсюду зазеленели туи, пихты, лиственницы. А где зелень, там и птицы. Сколько их наполнило своими голосами ранее пустой остров! Для них, для пташек Божиих, отец Николай устроил “столовую под открытым небом”. Чистой своей душою батюшка был близок всему, что сотворено десницей Божией.
Отец Николай был целибат. У нас в Вильнюсе его все знали и поминали в записочках как священноинока Николая. Я у матушки игумении Нины (Баташевой; в схиме – Варвары) спрашивала об этом, и вот что она мне рассказала. Отец Николай говорил, что, если будет угодно Господу, он примет постриг в монашество. У матушки Нины даже хранилась одежда, которую сестры сшили для пострига отца Николая. Но в войну, когда женский монастырь сильно бомбили, у матушки игумении всё сгорело, в том числе и эта одежда. Отец Николай рассудил, что на его монашество нет Божией воли, и пострига не принимал».
Всё творение было батюшке по сердцу. Он всегда внимательно смотрел, чтобы ни цветок, ни деревце не повредили
Протоиерей Иоанн Миронов, которого связывала со старцем Николаем полувековая духовная дружба, рассказывал: «Двор скромного батюшкиного домика-келлии был словно иллюстрацией к первым главам Книги Бытия: каштаны, кипарисы и другие деревья, множество голубей на ветвях и крыше сидят плотно, как куры на насесте. Тут же воробьи и прочие мелкие пташки. А рядом с курами мирно прогуливаются кошки и собачка. И всех батюшка старался приголубить, угостить. У батюшки 28 лет прожила кошечка Липушка, совсем очеловечилась. Однажды ворону кто-то подбил камнем, так батюшка ее выходил, вылечил, и она стала совсем ручной. Каждое утро потом встречала батюшку, каркала, хлопала крыльями – здоровалась. И всё кругом – и деревца, и цветы – всё на острове жило батюшкиной заботой. Пчелки, мошки, жучки – всё ему было не чужим. Комара даже не обидит. Всё творение было батюшке по сердцу. Он всегда внимательно смотрел, чтобы ни цветок, ни деревце не повредили».
Владыка Павел (Пономарев; ныне митрополит Минский и Заславский, Патриарший экзарх всея Беларуси; в 1988–1992 годах – наместник Псково-Печерского монастыря) рассказывал такую историю: «Приехала к нам в Печоры матушка Георгия (Щукина). Оказывается, у нее был разговор со Святейшим Патриархом о возможном направлении ее в Иерусалим. И ей нужно было посоветоваться с духовником – отцом Николаем, известным старцем на острове Залит. Но попасть на остров ей не удалось: пароходы уже не ходят, а лед еще не встал… А эконом меня спрашивает: “Так благословите на вертолет?”… Позвонили в аэропорт – оказалось, вполне доступно. Через 40 минут вертолет уже был в монастыре. Прилетели – а там и приземляться-то некуда. Только что выпал снег хороший. Сели куда-то в огород. Видим: сам отец Николай идет. И матушки бегут, что-то шумят. Оказывается, после службы и трапезы все по кельям разошлись – и вдруг отец Николай стал всех звать. “Выходите, – кличет. – Матушки, к нам гости едут: матушка игумения Иерусалимская, отец-наместник с братией монастыря”. Они говорят: “Батюшка, ты в своем уме? Кто к нам едет? Пароходы не ходят. Ложись, отдыхай”. И вдруг – вертолет, шум. А ведь тогда не то что мобильников, вообще связи с островом не было. И ведь называл уже отец Николай матушку игуменией Иерусалимской, хотя о ее будущем совсем никто не знал…»
Меня удивляла его прозорливость. Он предвидел многое
Протоиерей Олег Тэор рассказывал о старце: «Батюшку я оценил с первой же встречи и очень почитал его всегда. Меня удивляла его прозорливость. Он предвидел многое и, если нужно было, говорил то, что потом сбывалось. Например, был такой случай. Отец Николай всегда помнил о смерти, о своей к ней подготовке, часто говорил на эту тему и наказывал, в чем его хоронить. Однажды он обещал одной своей духовной дочери, что она будет на его похоронах. Другая, по имени Антонина, тут же заявила: “И я буду, батюшка. Обязательно приеду”. А он так прикровенно и говорит: “Да нет, ты дома будешь”. И оказалось, что эта Антонина умерла. А та, которой было обещано присутствовать на похоронах, действительно там была. И мне батюшка говорил, что я его похороню. Так и вышло.
Сейчас я также чувствую его молитвенную поддержку. Бывает, что, когда его поминаю, мне идет помощь. Отец Николай имел и дар исцелений. Молитва его была очень действенной. Одна его духовная дочь так тяжело заболела, врачи признали рак. Она себя чувствовала очень слабо, лицо ее было бледное, прозрачное. Работала она на тяжелой работе, где ей приходилось иметь дело с вредными для ее здоровья химикатами. Врачи рекомендовали ей перейти на другую работу. Но отец Николай не благословил. Больная послушалась. Прошло уже много лет, а она, по молитвам батюшки, поправилась и живет до сих пор. Когда я сильно заболел, отец Николай тоже очень убежденно уверил меня, что Господь исцелит. И действительно, я исцелился.
Отец Николай старался привить своим чадам память о смерти
Отец Николай старался привить своим чадам память о смерти. Говорил, что если бы люди знали, что им уготовано, то они вели бы себя по-другому. Часто он для вразумления и наглядности показывал гостям икону Страшного суда, объясняя ее и напоминая о возмездии за грехи. Наставлял очень убежденно, евангельскими словами и примерами. Указывал на изображении, где и за какой грех человеку предстоит мучиться. Это многих отрезвляло и заставляло задуматься и помнить всегда о смертном часе».
Протоиерей Георгий Ушаков делился: «Часто я видел, что, даже когда батюшка говорил с человеком, у него в перерыве между фразами шевелились губы. Думаю, что он был непрестанный молитвенник. Отсюда происходили и его прозорливость, и открытость к горнему миру. Во время молитвы Господь открывал ему душу человека и Свою волю о нем».
Протоиерей Владимир Степанов рассказывал: «Я жил тогда в Пскове и служил диаконом в Троицком кафедральном соборе. Рядом с собором стоит колокольня, в которой в 1970-е годы жила монахиня Архелая. Захожу однажды навестить матушку. Речь зашла об отце Николае. Она мне рассказывает, что ей было очень тяжело, и она молитвенно обращалась к батюшке: “Отец Николай! Помоги мне! Отец Николай! Помоги мне…” И так несколько раз. Утром следующего дня батюшка приезжает в Псков, приходит к матушке Архелае и с порога говорит ей: “Ну что ты меня просишь: отец Николай, помоги мне, отец Николай, помоги мне…”
Господь наградил батюшку живой верой и непрестанной молитвой. Часто было заметно, что он творит Иисусову молитву. Силу его молитвы я испытал на себе, и не раз. Один из примеров: у меня была серьезная проблема, и я зимой пешком от большака пришел по озеру к старцу. Он меня выслушал, затем встал и говорит: “Давай помолимся”. Батюшка становится на колени на своей крохотной кухоньке, я за ним тоже. Несколько минут молитвы. Встаем с колен. Отец Николай меня благословляет, и я ясно в душе ощущаю, что моей проблемы больше нет. Слава Богу!»
Священник Алексий Лихачёв вспоминал: «Батюшка мне показался немного наивным: он всё уговаривал меня ежедневно читать утренние и вечерние молитвы. А я был таким усердным студентом, что для меня странным казалось не то что молитвы не прочесть – я и Псалтирь читал неукоснительно. “Разве он не знает, что я и без всяких уговоров это делаю?” Но потом в академии я оказался в кружке молодых людей, знатоков и приверженцев греческой традиции, которые, вышучивая наше российское благочестие, иронизировали: “Без вычитки этого правила вам никак не спастись”. Так батюшка заранее меня укрепил, чтобы не поддаться. И еще: теперь, через десять лет, я настолько оказался обременен строительством храма, а также семейными трудностями и бытовыми неурядицами, что засыпаю иногда, не раздеваясь. Но слова отца Николая звучат сегодня – как укор.
Батюшкин язык надо было еще уметь понять. Он открывал людям такие глубокие вещи, да еще в нескольких словах, что их приходилось облекать в форму образов или символов, которые прояснялись постепенно, по прошествии времени, наполняясь новыми духовными смыслами и поворотами судьбы. Некая послушница, приехавшая вместе со мной на остров, стала рассказывать батюшке о нестроениях в монастыре. Он ласково прикоснулся к ее шее: “А ты крестик-то носишь?” Она вынула крестик с груди. “Вот и носи”. (У нее через год открылось душевное расстройство.)
А девушке Вале, интересовавшейся у него, можно ли ей заниматься конным спортом и танцами, отец Николай с лаской и улыбочкой говорит: “А дай-ка я тебе красочки-то добавлю”, – и берет седую прядь со своих волос и будто перекладывает ей. Она, знай, смеется. А ведь он ей намекал на горе до седины».
Врач Владимир Алексеевич Непомнящих рассказывал о старце: «Внешне он казался отрешенным от всего земного. Чувствовалось, что между нами, грешными, и старцем было громадное расстояние. Многим, подходившим под благословение, батюшка уже не отвечал на вопросы, а только молча крестообразно елеем помазывал лоб. При этом люди чувствовали, как необходимость в расспросах исчезала. Однако с теми, у кого действительно была нужда, отец Николай беседовал, отвечал им на вопросы и даже приглашал людей к себе в домик. Он отвечал не на все вопросы, а выборочно… Несомненно, старец Николай знал волю Божию и открывал ее в той мере, в какой считал необходимым».
Отец Николай благословил меня большим крестом и сказал: “Не будешь ни пить, ни курить до конца жизни твоей”. Так и вышло
Андрей Лукин вспоминал: «От юности моей я пристрастился к алкоголю, и к 26 годам понял, что без него не могу долго обходиться. Я начал искать выход, пробовал закодироваться – не помогло, только хуже стало… Стал брать обеты. Обещался пред Богом, на кресте и Евангелии, в присутствии священника о воздержании от алкоголя, сначала на полгода, потом на год и полтора. Так продолжалось шесть лет, но беда в том, что, как только наступал конец срока обета, буквально в тот же день я начинал снова пить, так как страсть подступала и невозможно было бороться с ней. И вот в 1999 году, в августе месяце, я приехал на остров Залит к отцу Николаю Гурьянову. Я подошел к нему и говорю: “Батюшка, благословите меня не пить три года и не курить год (взять обеты)”. Отец Николай благословил меня большим крестом и сказал: “Не будешь ни пить, ни курить до конца жизни твоей”. С тех пор прошло семь лет, и за это время у меня даже помысла не возникало (слава Богу!) ни выпить, ни покурить. А ведь я курил больше 20 лет.
А за два года до этого чудного события моя жена вместе со старшей дочерью ездила к отцу Николаю с вопросом о том, уходить ли мне с мирской работы и трудиться всецело в церкви или нет. Батюшка, не зная моего имени, сказал жене: “Низкий поклон Андрюшеньке, и прошу ваших молитв”. Какое у батюшки смирение – как он назвал меня, алкаша… А жене ответил: “С мирской работы уходить не надо, а регентом пусть поработает”. Так и вышло: “поработал”, через полгода, меньше, пришлось мне из регентов уйти. Еще жена спрашивала про дочь: учиться ли ей дальше, так как успехи в учебе были неважные, на что старец сказал: “Учись, учись и учись. Тройка и четверка тоже хорошие отметки”. Дочь окончила школу, среднее специальное заведение, сейчас учится в высшем, на четвертом курсе. При поступлении за основной предмет получила пять, за остальные четыре. А ведь в школе училась на тройки!»
Ольга Кормухина, известная певица, делилась: «Надо сказать, что в это время у меня были две серьезные проблемы: курение (я никак не могла бросить курить, хотя и очень хотела этого) и еще мне нравились вкусные спиртные напитки. Я, можно сказать, “кайфовала” от изысканных ликеров, ромов, вин и ничего не могла с собой сделать… Вот подходим мы к домику, видим: люди вокруг старца кучками собрались; мы к ним присоединились. А он бегает между людьми и спрашивает: “Пьешь, куришь? Пьешь, куришь? Пьешь, куришь?” А меня не спрашивает. Я думаю: “Ведь это моя проблема. А меня он не спрашивает”. Я хочу сказать, а не могу. Чувствую, что бес мне рот заткнул. Просто натурально это чувствую. У меня вены на шее надулись, а я не могу ни слова сказать. Но чувствую, что если я сейчас не скажу, то мне конец. Просто конец. И всё! Я напряглась из последних сил и взмолилась: “Господи! Помоги мне!” И тут же закричала: “Батюшка! Я пью, курю! Ненавижу себя за это!” А он как будто ждал этого, подбежал ко мне, перекрестил рот и говорит: “Всё. Больше не будешь”. И действительно, это было 19 июля 1997 года, с тех пор я не принимаю ни спиртного, ни сигарет.
Один профессор математики, русский, приехал со своим английским другом, тоже профессором математики, совершенно неверующим. И русский очень молился, чтобы тот уверовал. А англичанин имел помысел: “Если покажет мне этот старец чудо, тогда уверую”. Приехали, батюшка их встретил, завел в келью и сразу же, с первых слов говорит: “Какое же чудо тебе, сынок, показать?” Подошел к выключателю и начал щелкать: “Вот есть свет, а вот нету света. Вот есть свет, а вот нету света. Ха-ха-ха”. Посмеялись, и отец Николай отправил их домой: “Езжайте, сынки, с Богом, пока тихонько”. Англичанин тоже посмеялся: мол, какие могут быть чудеса? Ведь ученый человек. Приехали они с острова обратно на материк, а там толпа народа, милиция, рабочие какие-то провода тащат. “А что случилось-то?” – “Так три дня уже на островах света нет”. И ученый наш тут же развернул лодку обратно».
Анна Ивановна Трусова вспоминала: «Я приехала на остров вместе с моим племянником. Он защищал одного человека, на которого напали хулиганы. В результате на него пало несправедливое обвинение. Следователь давал ему две статьи. Мы поехали к старцу Николаю просить его святых молитв. Батюшка не стал спрашивать, за что, почему, только я вдруг увидела, как изменились его глаза – таких глаз я не видела ни у кого в жизни. Он ушел далеко, он не присутствовал здесь, среди нас. Я прямо-таки затрепетала от этого батюшкиного взгляда. Не знаю, сколько он так молился. Пять минут или больше, но только потом он глубоко вздохнул и сказал: “Не осудят. Оправдают”. Так за какие-то несколько минут старец вымолил человека».
“Батюшка, в такую стужу. Зачем?” – испугались матушки. “Зовут”, – тихо сказал старец
Людмила Иванова, церковный фотограф, вспоминала об одном случае: «Собрался однажды отец Николай поздним зимним вечером в сильную пургу куда-то идти. “Батюшка, в такую стужу. Зачем?” – испугались матушки. “Зовут”, – тихо сказал старец. И, несмотря на уговоры женщин, ушел в ночную тьму. Ветер выл лютым зверем, метель не стихала. Батюшка долго не возвращался. Бежать, искать – куда? Оставалось молиться, уповая на волю Божию. Вернулся батюшка не один. Мужика замерзшего привел. Тот заблудился в пургу, стал силы терять и даже о смерти думать. От страха взмолился угоднику Божию Николаю Чудотворцу, хотя и считал себя неверующим. Отец Николай услышал».
Игумен Роман (Загребнев) рассказывал, как они с другом приехали к старцу на остров. Друг, не имевший опыта общения со старцами, растерялся и ни о чем не спросил батюшку. И вот, когда они уже собрались уходить, отец Николай сам остановил молодого человека: «Скажи мне, разве это дело? Дома писал-писал хартию с вопросами, положил в карман и, не разрешив ни одного вопроса, уезжаешь! Разве это дело? Сейчас сядешь в “Ракету” и поплывешь, а вопросы в кармане. Ну-ка, доставай сейчас же. А то ведь поплывешь до Пскова, руку случайно сунешь в карман, сердечко-то так и екнет. Чтобы оно было спокойно, и нужда есть разрешить вопросы. Понял?!» «Упал к батюшке в ноги мой попутчик, слезы побежали из глаз, прося прощения и терпения на разрешение написанных вопросов».
Емилиан Лашин вспоминал: «Человек, с которым мне пришлось отправиться на остров Залита, недавно вышел из тюрьмы. Он рано потерял мать, а мачеха плохо обращалась с ним и его сестрой, и оба они начали воровать, и так продолжалось, пока его не посадили. Сидел он два или три раза и когда вышел, уже был очень болен туберкулезом. У него не было ни работы, ни денег, ни прописки, ни жилья, а в больницу было не устроиться. Тогда решили поехать к отцу Николаю. Это было в сентябре, в конце месяца – тяжелое для чахоточников время. Помню, в тот день у батюшки было много самого разнообразного народа… А мой “подопечный” стоял за воротами у большого камня и не решался (или уже не был в силах) войти. Батюшка едва взглянул на него и сразу окликнул по имени, сам вышел за калитку и долго-долго о чем-то разговаривал с этим человеком. А потом благословил его трижды и сказал громко: “Всё будет хорошо”. Надо ли говорить, что сразу по нашем возвращении этого человека взяли в самую лучшую клинику, будто внезапно забыв обо всех препонах и доводах, которые те же самые люди находили всего несколько дней тому назад. В этой клинике он пролежал более полугода, совершенно излечившись от страшного недуга. За это время оформили и прописку, и постоянно какимто чудным образом находились средства на лекарства, стоившие немалых денег».
Алексей Белов, известный музыкант, рассказывал: «Мы были свидетелями такого случая. Однажды на острове поднялась страшная буря и вдруг мгновенно затихла. А когда мы подошли к келье батюшки, то его келейница сказала, что шел смерч, батюшка вышел, перекрестил, и всё рассыпалось. А потом оказалось, что он мальчика от смерти спас. Этот мальчик вышел рыбачить на большой лодке, и во время смерча он мог бы погибнуть, разбиться на этой лодке.
Батюшка вообще спасал людей от смерти не один раз. Так было с нашей дочкой. В младенчестве она очень тяжело переносила высокую температуру, у нее начинались судороги. И вот однажды судороги были такие сильные, что у нее запал язык и началась асфиксия, она уже синеть начала. Тогда я про себя закричал: “Отец Николай, помоги!” И язык вернулся на место, она задышала ровно.
У монахов, с которыми мы встретились на Афоне, были фотографии старца. Все его очень почитали. Когда мы были на вечерней службе в Хиландаре, в сербском монастыре, духовник принимал у меня исповедь. Я решил ему подарить фото отца Николая, так как взял с собой целую пачку, чтобы дарить людям. Он взял фотографию, посмотрел и сказал: “Отец Николай!” Потом я узнал, что духовники некоторых афонских монастырей, в том числе отец Тихон из Хиландара, приезжали на остров к батюшке Николаю. Для меня это было поразительно. Ведь Святая Гора – центр сосредоточения монашеского опыта более тысячи лет. Можно сказать, что это “институт старчества”, здесь возросло много старцев, в том числе современных. И вот с Афона монахи ехали на какой-то далекий остров в России, чтобы увидеть святого».
Иеромонах (ныне игумен) Нестор (Кумыш), духовное чадо старца, делился: «Диаконство мое было им тоже предсказано. Перед поступлением в семинарию я, как обычно, приехал на остров, ибо тогда уже ездил регулярно, не мог уже без этого. Побеседовал со старцем, всё, что нужно было, решил. На прощание он мне говорит: “Скоро диаконом будешь”. “Когда?” – спрашиваю. “Следующим летом”, – ответил старец. С тем и уехал. Но в душе недоумение: какое диаконство, когда я еще не поступил даже в семинарию? Пошутил, может, батюшка? На деле же вышло всё по его слову. Меня, как окончившего вуз, зачислили в семинарию сразу во второй класс… По окончании второго класса мне предложили перейти в четвертый, минуя третий. Не дав никакого ответа, я уехал за город к родственникам до сентября следующего учебного года. А в начале июля неожиданно позвонили из епархиального управления с требованием немедленно явиться в город для сдачи ставленнических экзаменов и прохождения исповеди перед хиротонией.
На полном ходу у меня заклинило двигатель, и машина стала неуправляемой
Для успешного хода реставрационных работ по храму, где я служил, благотворитель, совершавший его восстановление, подарил мне машину. “Немедленно продай ее”, – категорично потребовал от меня старец, когда я поведал ему об этом. Но я не послушался и решил это сделать по окончании реставрационных работ… На полном ходу у меня заклинило двигатель, и машина стала неуправляемой. Через две-три ужасных минуты я оказался в кювете всеми четырьмя колесами вверх. По милости Божией всё обошлось благополучно, и я отделался испугом. Но с тех пор не решался нарушать или как-то переиначивать слово, сказанное старцем.
Был у меня один грех, причинявший мне немало огорчений и переживаний. Периодически я страдал рецидивами мрачной раздражительности и вспыльчивости. Трудно жить с этим христианину, так как ничто столько не отравляет существование окружающим и ничто так не унижает человеческого достоинства, как потеря самообладания. Но и борьба с этим распространенным недугом непроста. И вот однажды по приезде на остров я обратился к старцу с довольно глупым вопросом, не лишенным к тому же затаенного тщеславия. Я спросил отца Николая, что бы мне этакое особенное делать для вящего благоугождения Богу. Не глядя на меня, старец ответил: “Не скандальте”. Ух, как больно мне стало от этого слова! Я отскочил от батюшки, как будто меня обдали крутым кипятком. Его слова попали в самую точку и глубоко уязвили мое самолюбие. Но что делать? Для нашего излечения иногда нужны не сладкие пилюльки, а горькие лекарства, и отец Николай решительно употреблял их там, где это требовалось. Впоследствии – как я полагаю, не без молитвы батюшки – я обнаружил главную причину терзавшего меня недуга и освободился от него».
Протоиерей Валериан Кречетов делился: «Батюшка всё время повторял: “Всё хорошо, да, всё хорошо. Какие мы счастливые, что мы в Церкви, что мы причащаемся…” Старца спрашивали о России, а он отвечал: “Россия не умирала. Ох, как хорошо у нас. Слава Тебе, Господи. Господь не оставляет нас”».
Священник Алексий Лихачев вспоминал о последних днях жизни старца и о последней встрече с ним: «И вот я у самого дорогого человека. Снова, как в первую встречу, сижу подле ног. Только батюшка… был уже другим. Он умалился, как когда-то Господь. Он был совсем как ребеночек. Поцеловал мне руку: ты, мол, священник, а я – уже никто. Когда отдавал ему в подарок скромные святыньки, батюшка по-детски спрашивал: “А это что? Крестик?” И умиленно плакал. Я ему привез ваточку, обмакнутую в миро с иконы Царя-мученика. Он раза три переспрашивал, что это за ваточка. Попросил его поставить крестик на книге с его стихами. “Вот здесь? Здесь?” – спрашивал, пока я не показал пальцем. В послушание мне батюшка минут пять старался своей немощной рукой начертить этот крестик, рука дрожала… Я тоже стал плакать. Всего того душевного, что я знал и чего ждал, уже не было. Не было НАВСЕГДА. Явно почувствовалось, что человеческое в батюшке уже уходит. Внешне об этом говорила противоестественная бледность лица: ни кровиночки! Его плоть держалась только Духом – ради нас, по его любви и милости Божией. И только на вопросы все старец ответил. Отвечал, закрывая глаза и молясь, – и только в эти секунды я узнавал “своего батюшку”. Даже тон его становился твердым и властным».
Протоиерей Борис Николаев вспоминал: «Когда батюшка лежал в гробу, правая рука у него была настолько теплая и живая, что у меня закралась в голову мысль, не живого ли мы хороним. Дело в том, что отец Николай был близок к горнему миру. Праведники в особые минуты, особенно после Причащения Святых Христовых Таин, перестают чувствовать разницу между миром горним и миром видимым, могут временно переходить в иной мир. Отец Валериан часто в последние годы причащал батюшку и несколько раз замечал, что старец словно умирал. Дыхание останавливалось, но пульс продолжал биться. Через некоторое время отец Николай выходил из своей келейки к встревоженному отцу Валериану, келейницам и с улыбкой спрашивал: “Ну, что вы тут?”».
“Не плачьте! Теперь отец Николай у Престола Небесного за нас молится”
Иерей (ныне протоиерей) Алексий Николин вспоминал о похоронах старца: «Было 40 служащих священников, два владыки: архиепископ Псковский и Великолукский Евсевий и Никон, епископ Екатеринбургский на покое… Вначале прощалось священство, потом пошли миряне. Прибыли монахи Псково-Печерского монастыря, архимандрит Тихон (Шевкунов)… приехал со своим хором. Хор Сретенского монастыря пел отпевание… Когда закончилось отпевание, подняли гроб, обнесли вокруг храма с каноном “Волною морскою” и понесли на кладбище».
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) утешал скорбящих: «Не плачьте! Теперь отец Николай у Престола Небесного за нас молится».
Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!