Заговор обречённых

• Добавить рецензию.

Монументальное позднесталинское полотно

Легендарный фильм Михаила Калатозова «Летят журавли» стал в своё время настоящим прорывом в кинематографии, обеспечив своему создателю мировую славу. Но многие ли помнят «Заговор обречённых» ? образец пропагандистского творчества, снятый этим же режиссёром в 1950 году? Думаю, таких людей наберётся немного. Можно поставить вопрос даже так: много ли мы вообще помним советских фильмов после 1938 («Александр Невский») и до середины 50-х годов, если не считать экранизаций русской классики и сказок Птушко и Роу? Средний кинозритель на подобный вопрос ответит не сразу, если вообще ответит. Не говоря уже о том, что после войны было особо не до фильмов, вся позднесталинская атмосфера вообще не способствовала созданию чего-то актуального или новаторского, вынуждая желавших творить по-настоящему режиссёров заниматься исключительно классикой или сказками. Всё остальное ? либо безобиднейшее и травояднейшее «бытовое» кино, либо железобетонная пропаганда ? ярчайшим примером которой является и «Заговор обречённых», отличная иллюстрация того, что бывает, если пустить талант режиссёра в пропагандистское русло.

Весь сюжет фильма построен вокруг борьбы коммунистов со сплоченным фронтом бывших гестаповцев, католиков, социал-демократов (социал-предателей), националистов и примкнувшего к ним югославского посла (клика Тито, естественно) под общим руководством американцев. Действие происходит в какой-то европейской стране (лично мне показалось ? Румынии, не исключено ? Чехословакии), где враги и предатели, организовав для начала рукотворный голод (в советских учебниках начала 50-х американцы сбрасывали с самолётов колорадского жука, стало быть, не проблема организовать и голод), пытаются вынудить парламент страны принять план Маршалла (чтобы гарантированно обеспечить его принятие, есть хитрый замысел ? вывезенный из страны в Югославию хлеб в решающий момент голосования торжественно возвращается обратно как великодушный подарок США, под джазовые завывания на фоне увешанных американскими флагами эшелонов), но после того, как этот замысел срывается благодаря коммунистам, организуют неприкрытый государственный переворот. И лишь от коммунистов зависит, станет ли страна вассалом США

Подобное кино вообще достаточно сложно смотреть как произведение искусства, потому как к искусству, оно, по большому счету, отношения не имеет ? задача режиссёра заключается в том, чтобы максимально доходчиво и убедительно проиллюстрировать те или иные идеологические тезисы, на что и направлен весь имеющийся у него под рукой арсенал средств. С этой задачей Михаил Калатозов справляется на славу ? отличные актёры (чего стоит один кардинал) великолепно (но в ряде мест с излишним надрывом) озвучивают заданный идеологический материал, аккуратно укладывая его в головы зрителей. Замечу, впрочем, что тем, кто заранее настроился на абсолютно одномерное кино с простым, как прямая линия, сюжетом, расслабляться перед просмотром не следует ? хоть основной посыл фильма и предельно ясен, действующих лиц достаточно много, а поступки их в ряде случаев далеко не очевидны, в итоге, пропустив какой-то диалог, дальнейшие события можно и не понять. Более того, в картине присутствует, как это ни удивительно для 1950 года, и неоднозначный персонаж ? это лидер социал-демократов, который, судя по всему, призван олицетворять отсутствие перспектив у тех, кто пытается сидеть между двумя стульями. Но уж настоящие злодеи ? это злодеи что надо: тут и гитлеровские усики, и зловещее «хехехе», и монологи, которым позавидовал бы Гитлер.

План Маршалла в фильме олицетворяет собой некое абстрактное зло (нет, лучше так ? ЗЛО) и означает моментальное превращение страны в прозябающего под пятой оккупантов изгоя. Собственно, в фильме, при всей изощрённости диалогов, никак не объясняется, чем этот план столь ужасен, кроме того, что организован американцами верхом на ядерной бомбе. И хотя современная пропагандистская трактовка представляет план Маршалла как демонстративное превращение принявших его стран в богатые и успешные (в пику СССР), в «Заговоре» ничего подобного нет ? в то время стоящие за ним американцы (и вся остальная компания «обречённых») автоматически давали понять, как этот план следует воспринимать.

Рассматривая картину в целом, нельзя не отметить, что большую её часть составляют трескуче-пафосные монологи и диалоги ? настоящий пропагандистский дистиллят, который можно цитировать страницами. Вот лишь малая часть из них.

«В моих ушах ещё звучат предательские выстрелы »

«Нам помог генералиссимус Сталин!»

«Какую свинью мы подложим коммунистам!»
«Да вы понимаете, что мы любой народ можем уничтожить в два часа?»
«Гиммлер учил нас в этих вопросах быть более принципиальными »
«Бог вложил нам в руки атомную бомбу, чтобы уничтожить всех сомневающихся!»
«Спасайте души ваши от красного дьявола! Помощь Христа идёт с Запада!»

И шедевральный диалог:

«Ты за коммунизм, который страшной тучей надвигается на нас с Востока? ? С Востока к нам идёт Солнце!»

Ну а дебаты в парламенте и финальная речь перед многотысячной толпой выводят пафос просто на какой-то запредельный уровень, который я даже не могу охарактеризовать каким-то одним словом ? это нужно видеть самому. Скажу лишь одно: слушать что-то, вещаемое с таким надрывом, будь то хоть коммунистические, хоть антикоммунистические, хоть какие речи, сложно просто физически ? такое ощущение, что уши сверлят электродрелью. А ведь когда-то такое было в порядке вещей, и люди слушали подобное десятилетиями

Резюмируя: сталинистам и тем, кто ценит пропагандистское кино 50-х ? смотреть в обязательном порядке. Остальным ? можно посмотреть исключительно из интереса, как наглядный пример образцовой и достаточно убедительной пропаганды. Оценку выставить достаточно сложно ? художественной ценности в картине на двойку (неплохие актёрские работы), но в жанре «боевой листок» фильм тянет на 10 из 10. Но поскольку поставить цельнолитой монументальной пропаганде даже нейтральную оценку не поднимается рука, а сам по себе фильм достаточно скучен, он получает

16.04.2018 | Федор Крашенинников*

Фото: Pixabay / geralt

Мир современных коммуникаций и вся информационная цивилизация ненавистны поборникам «традиционных ценностей» именно потому, что они дают каждому человеку все больше возможностей если не спрятаться от государства совсем, то хотя бы минимизировать его возможности контроля. При этом каждый локальный успех государства по получению контроля над вызывающей беспокойство технологией или площадкой в самом скором времени оборачивается поражением. Многие помнят, как ценой невероятных усилий и затрат был взят под контроль «Живой Журнал» — но прошло немного времени, и он стал никому не нужен — публика ушла в социальные сети и мессенджеры.

Руководящие нами престарелые комсомольцы и чекисты 1970–1980-х до сих пор звонят друг другу по стационарным телефонам, верят в заговоры и геополитику, получают информацию об окружающем мире из папки с распечатками, не могут, да и просто не хотят ничего менять

Вся логика развития информационной цивилизации подводит государство к превращению в большую сервисную службу, в которой нет места для несменяемых вождей и толп спецслужбистов, получающих зарплаты и звания за чтение чужих переписок. И надо ли говорить, что ни вождям, ни их обслуге такая логика не нравится, и поэтому они так решительно и не особо скрываясь воюют против современных технологий и, прежде всего, средств неподцензурной коммуникации.

Современная Россия, стараниями ее нынешних властей, целенаправленно превращается в цитадель косности, мракобесия, архаики и возведенной в культ технологической и социальной отсталости. Руководящие нами престарелые комсомольцы и чекисты 1970–1980-х до сих пор звонят друг другу по стационарным телефонам, верят в заговоры и геополитику, получают информацию об окружающем мире из папки с распечатками, не могут, да и просто не хотят ничего менять и даже понимать что-то про современные коммуникации и их значение в жизни людей. Им ничего этого не надо, их это только раздражает, им хочется, чтобы все было как когда-то давно, когда неугодные радиостанции можно было глушить, письма — вскрывать, телефонные переговоры — слушать, а микроскопические тиражи крамольного «самиздата» — изымать и уничтожать, сажая и тех, кто пишет, и тех, кто хранит. Самое смешное — они, похоже, верят, что к этому порядку можно так или иначе вернуться. Пусть не полностью, пусть не с дисковыми телефонами, но — вернуться.

Конечно, во власти хватает и технически грамотных людей, прекрасно понимающих, что прогресс необратим и так, как было раньше, уже никогда не будет. Но у них нет ни смелости, ни тем более практического интереса сообщать своим начальникам неприятные новости. Можно себе представить, как быстро сломается карьера у того, кто посмеет сказать обитателям самых главных кабинетов, что их дело обречено и поражение неизбежно. Молодые карьеристы хотят денег и власти сейчас, а потому готовы поддакивать своим благодетелям и даже поперек собственным интересам и привычкам, не говоря уже о здравом смысле, принимать самые двусмысленные позы.

Например, один из соавторов позорного закона о модерации соцсетей, вполне молодой господин Боярский, написал в своем Twitter по поводу широкого обсуждения темы обхода блокировок Telegram (который по решению Таганского суда блокируется на территории России): «Считаю обсуждение возможных обходов блокировок в СМИ — недопустимым проявлением правового нигилизма». То есть он и сам прекрасно знает, что способов обойти блокировку много и будет еще больше, но его беспокоят не они, а их публичное обсуждение в СМИ. Возможно, потому что если старшие товарищи с их дремучими представлениями о мире прочитают в своих папочках, сколь тщетны все их усилия и почему принимаемые пачками запретительные законы ничего не дают, то они могут расстроиться и сорвать злость на тех, кто сулил им легкую, скорую и окончательную победу.

Дуров — на передовой прогресса, он создает новое для всего человечества и устремлен в будущее. Путин же живет прошлым и хочет вернуть в это прошлое весь мир, потому что лично ему комфортнее жить в ситуации, когда главный не тот, кто изобрел что-то новое и небывалое, а тот, у кого армия сильнее и денег больше

По сути, депутат Боярский призывает всех к привычному в кругах, где он вращается, лицемерию: обходите блокировки, если вам так надо, главное сделайте вид, что испугались и удалили мессенджер из телефонов! А дедушки побушуют, да и забудут, так ведь каждый раз бывает: сначала намеки на зверства и строгости, а потом всем становится все равно, и в самом худшем случае страдают лишь несколько человек, осужденных и посаженных в рамках очередной кампании власти.

Депутат Боярский со своим карикатурным верноподданничеством создает прекрасную пару Павлу Дурову, который в данном случае выступает как носитель всего современного, разумного и прогрессивного. Людям изнутри системной политики попросту не понятно, зачем демонстративно ослушиваться власть, если можно с ней договориться и отлично заработать, продав свои убеждения и свою репутацию как можно дороже. Дуров же всем своим поведением демонстрирует неготовность пресмыкаться перед властями одной страны ценой утраты глобальной перспективы и глобальной же репутации. Сергей Боярский и Павел Дуров — два человека с диаметрально противоположными подходами к жизни, и они в полной мере олицетворяют собой раскол российского общества.

На самом деле, все логично: Павел Дуров и должен вызывать в Кремле ненависть — хотя бы потому, что в современном мире он гораздо более важный человек, чем Владимир Путин. Дуров — на передовой прогресса, он создает новое для всего человечества и устремлен в будущее. Путин же живет прошлым и хочет вернуть в это прошлое весь мир, потому что лично ему комфортнее жить в ситуации, когда главный не тот, кто изобрел что-то новое и небывалое, а тот, у кого армия сильнее и денег больше. Кроме того, Дуров очевидным образом моложе и уже тем опасен: будущее в любом случае за ним, хотя бы по вульгарным физиологическим причинам.

Но если копнуть глубже, то дело совсем не в Дурове. Какие-то другие ребята уже изобретают что-то новое, что окончательно обессмыслит меры против Telegram, а когда будут приняты меры против них — придет еще кто-то и придумает еще что-то. И эта ситуация будет повторяться бесчисленное количество раз, причем технологии будут все совершеннее, дешевле и надежнее. Поэтому любые попытки противостоять прогрессу — тщетны, это заговор обреченных. Telegram можно заблокировать, но наступление будущего — нет.

* Политолог, постоянный колумнист NT

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

Заговор обречённых. К годовщине капитуляции Варшавского восстания

2 октября 1944 года в Варшаве командующий подпольной Армией Крайовой Тадеуш Бур-Коморовский подписал полную капитуляцию подчинённых ему повстанцев. Так закончилось длившееся 63 дня восстание в столице Польши.

В сегодняшней Польше картина прошлого и настоящего предельно проста: во всём виновата Россия. На днях тамошний министр обороны Антоний Мачеревич в Штатах даже обвинил Москву в том, что именно она создала агрессивный исламский терроризм.

Сегодня, когда на календаре уже 72-я годовщина катастрофы Варшавского восстания 1944 года, есть смысл поразмышлять об одном из самых распиаренных эпизодов нашей «исторической вины».

Жест отчаяния

Варшавское восстание началось 1 августа 1944 года. Против немцев в захваченной ими столице Польши первоначально выступило не более 3500 плохо вооружённых сторонников Армии Крайовой (АК), руководимой польским эмигрантским правительством в Лондоне. Руководимой – слово неточное: принимая 31 июля решение о начале восстания, штаб АК реализовал лишь данное 26 июля разрешение премьера лондонского кабинета Станислава Миколайчика поднять восстание и определить дату его начала. Формальный же приказ начать восстание мог издать только лондонский главнокомандующий польскими вооружёнными силами генерал Казимеж Соснковский. Но тот высказался против неподготовленного и обречённого на провал выступления. Бур-Коморовский решился выступать без приказа военных из Лондона, желая помочь Миколайчику, уже 30 июля прилетевшему в Москву.

Действия лондонских поляков и АК не случайно были такими судорожными: 22 июля в освобождённом Красной Армией от гитлеровцев Люблине было образовано просоветское временное правительство – Польский комитет национального освобождения (ПКНО), с которым СССР и собирался дальше иметь дело в качестве польской власти. При таком раскладе Миколайчику и компании светило в лучшем случае присоединиться к новой власти и подчиниться неминуемой перспективе освобождения всей Польши Красной Армией. Но лондонские поляки, как и Мачеревич сегодня, почему-то упрямо и вопреки учению их гениального земляка Коперника считали, что весь мир должен вертеться вокруг Польши и никак не наоборот.

Явившись к Молотову, а затем и к Сталину, 43-летний Миколайчик вообразил себя политиком мирового масштаба – пытался требовать изменения послевоенных границ вопреки решениям конференции «Большой тройки» в Тегеране и даже указывать советскому руководству, как следует проводить бомбардировки Варшавы. Гость из Лондона при этом ещё и врал: сначала в кабинете Молотова 31 июля, уже зная о скором начале восстания, он скромно обмолвился, что его правительство только «обдумывает» такой план; затем в кабинете Сталина 3 августа рассказывал о победе восставшей Варшавы как свершившемся факте и о том, что скоро полетит в освобождённый город и там в качестве победителя будет встречать Красную Армию.

Врать не имело никакого смысла: советская разведка своевременно получала всю необходимую информацию о восстании – как из Лондона, так и из Польши. И никакой победы не было ни 3 августа, ни позже: уже к 12 августа три четверти Варшавы было снова в руках немцев, а 17-го числа пал исторический центр города. Маршал Константин Рокоссовский справедливо удивлялся тому, что, захватив центр и значительную часть города, повстанцы не попытались захватить мосты через Вислу, чем могли бы помочь войскам наступающей на Варшаву 2-й советской танковой армии.

Как разозлить Черчилля

Помогать красноармейцам инициаторы восстания и не пытались – умы лондонских стратегов и вождей АК туманила перспектива внести немедленный раскол в антигитлеровскую коалицию. Не зная деталей переговоров в Тегеране, политически озабоченные поляки попали впросак и отправили на верную гибель десятки тысяч соотечественников – по итогам восстания потери самих повстанцев составили до 17 тыс. чел., гражданского населения погибло не менее 100 тысяч, город получил страшные разрушения, а после капитуляции всех оставшихся в живых варшавян из города выселили, 153 тыс. из них отправили на принудительные работы в Германию, ещё 50 тыс. отправились в концлагеря, а 15 378 сдавших оружие бойцов АК пополнили лагеря для военнопленных.

Катастрофа была предсказуемой с самого начала: ещё утром 1 августа восстание пытались предотвратить даже сами немцы, связавшись с поляками, но Бур-Коморовский своего решения не изменил. Сталин 3 августа прямо заявил Миколайчику, что восстание – «дело безнадёжное». Англичане, что характерно, это мнение разделяли, но Москву о начале восстания предупреждать не стали.

Черчилль не только не посчитал нужным пересматривать тегеранские соглашения из-за лондонских поляков, но и предупредил Миколайчика не тешить себя «надеждой, что после разгрома Германии союзники затем разобьют Россию. Это сумасшествие. […] Если вы хотите завоевать Россию, то действуйте самостоятельно. Вас следует посадить в больницу для умалишённых». Британский премьер злился не зря: ссориться со Сталиным из-за Польши в условиях уже открытого 6 июня «второго фронта» ни Англия, ни США не собирались.

Как обвинить со всём русских

Сами же вожди АК свои неудачи с самого начала, ещё со 2 августа, когда в Москве ещё даже не получили официального уведомления о начале восстания, в избитых традициях информационных войн стали сваливать на Красную Армию, которая якобы специально остановила войска под Варшавой, чтобы погубить варшавян. Эти агитки благополучно дожили до наших дней. На самом деле ещё 30 июля на советско-германском фронте под Варшавой немцы перешли в контрнаступление, и Красная Армия надолго задержалась у столицы Польши по вполне объективным причинам.

Есть охотники обвинять Сталина в том, что он не стянул к Варшаве громадные силы и не взял, таким образом, город. Но главной стратегической операцией в то время была Ясско-Кишинёвская, лишившая Германию румынской нефти и сделавшая поражение Гитлера неминуемым. Боевые же действия 1-го Белорусского фронта на варшавском направлении не останавливались ни на один день и обернулись только в августе-сентябре 1944-го потерями около 170 тыс. солдат и офицеров.

Ещё 9 августа на второй встрече с Миколайчиком Сталин заявил, что части Красной Армии, «конечно, преодолеют сопротивление немцев и возьмут Варшаву, но это потребует времени». Так и случилось: 14 сентября советские войска взяли правобережную часть Варшавы – Прагу, но удержать плацдарм на левом берегу не удалось, ожесточённое сопротивление гитлеровцев было окончательно сломлено лишь 18 января 1945 года.

На свалку истории

К тому времени устроители восстания – лондонские поляки и АК – оказались у разбитого корыта. Помешать советским планам в отношении Польши они не смогли. 19 января было официально объявлено о роспуске Армии Крайовой, но ещё долго её «несогласные» члены стреляли в спину освободившим страну красноармейцам. Безрассудная идея эмигрантского руководства и её трагический исход на самом деле серьёзно помогла тому же Сталину и польским коммунистам в удержании власти в Варшаве после войны. Долго разговаривать с Миколайчиком отныне особой нужды не было.

Варшавское восстание останется в истории событием, в котором всё было безнадёжно изначально – даже настоящий героизм, который проявили тысячи повстанцев. Именно об этом поучительный фильм молодого Анджея Вайды «Канал» (1957), повествующий о последних днях восстания и проникнутый тем самым духом обречённости. О беспросветности сопротивления АК и следующий фильм Вайды – «Пепел и алмаз» (1958), главный герой которого умирает на самой настоящей свалке под звуки полонеза Огинского.

На свалку истории отправилось и лондонское эмигрантское правительство, устроившее бессмысленную бойню и разрушение собственной столицы.

Печальный урок Варшавского восстания состоит в том, что если уж в условиях больших войн возникает «эмигрантское правительство», то выживает только такое, которое строго следует правилам игры будущих победителей в войне. В годы Второй мировой войны были ведь и положительные примеры такого рода – Шарль де Голль для Франции или Эдуард Бенеш для Чехословакии, с благословения Сталина вернувшийся в свою страну в качестве президента в 1945-м. Но у политиков, подменяющих реальную заботу о суверенитете информационными войнами и надеждой на то, что «заграница нам поможет», никаких шансов на успех попросту нет.

Либерал-радикализм как оборотная сторона русской судьбы …

Многим людям свойственно не любить власть, во всяком случае, людям современным. Им только в дурном сне может присниться сюжет типа «жизнь за царя» – как русского, так, например, и персидского, вельможи которого, согласно легенде, бросались по очереди в бушующее море, чтобы облегчить корабль, и тем спасти священную царскую жизнь. Современный прогрессивный человек, наоборот, скажет: «С чего это какой-то царь (президент, премьер-министр) будет мною управлять? Я сам не хуже его». Меня всегда поражал эпизод гениального романа Марка Твена «Приключения Геккльберри Финна», когда отец героя напивается до белой горячки, но перед этим, дойдя до известной точки, обязательно начинает «ругать правительство». Дело в романе, как известно, происходит в демократичнейших Соединенных Штатах, так что даже «всенародно избранным» президентам достается не меньше, чем царям. Да что в Америку ходить – у нашего Ельцина в 1991 году популярность зашкаливала, а к 1999 году упала чуть не до нуля.

Приведенные литературно-исторические ассоциации призваны концептуально предварить, и одновременно подчеркнуть серьёзность переживаемого нами социально-политического и мировоззренческого момента. С начала декабря, после думских выборов, в России – точнее, в мелкобуржуазных слоях преимущественно московского и питерского населения – началось политическое брожение, которое некоторые журналисты даже окрестили «революционной ситуацией». Хотя никакой революционной ситуации на самом деле нет. Есть типичное проявление того состояния умов, которое вернее всего назвать комплексом «антивласти», и которое на Руси чаще именовали смутой.

Смысл слова «смута» в русском языке достаточно понятен: это прежде всего демонстрация враждебности к существующему государству без достаточных на то фундаментальных – прежде всего экономических и социальных – оснований. Отличие смуты от революции заключается в том, что во время революции, по определению знатока, верхи не могут, а низы не хотят, тогда как смуту порождает недовольство некоторого числа вполне состоятельных деятелей (чаще всего абсолютного негативно-активного меньшинства), которые одновременно и не могут и не хотят. Вот только не совсем понятно, чего они хотят.

Декабрьско-февральские митинги/демонстрации показали, что, независимо от лозунгов вроде «честных выборов», их организаторы движимы, по существу, одной страстью – свалить действующую власть. Знамена там фигурируют разные – от либерастических и коммунистических до монархических и националистических, но всех этих протестантов объединяет пламенная антигосударственная идея. Они провозглашают «Путин, уходи!», но на самом деле они гонят не столько Путина, сколько идею государственности как таковую. Государство – это узаконенная (юридически упорядоченная) национальная практика, опирающаяся на определенные – в русском случае, православные – духовные ценности. И вот как раз подобной вертикальной организации жизни наши либерал-большевики и не выносят.

Не случайно вместе с шествиями «за честные выборы» в Петербурге прошел 2 февраля ещё и «антиклерикальный» митинг. Подобно своим предшественникам-революционерам столетней давности, современные «свободные радикалы» выступают сразу против традиционной вертикальной государственности и Православной Церкви, справедливо считая их близкими друг к другу. Для них государство – в лучшем случае «ночной сторож», им глубоко чужд сам принцип иерархии в религии и политике.

Между тем речь идет о той самой «симфонии властей», которой, к сожалению, никогда не достигали ни Византия, ни Россия, но к которой они стремились как к идеалу, и которой они – особенно Российская Империя и отчасти Советский Союз – обязаны высшими своими достижениями. Все русские смуты были одновременно антимонархическими и антиправославными. Так было в эпоху Лжедимитриев в начале XVII века, которые приводили в Москву католиков-поляков. Так было в период подготовки декабрьского восстания 1825 года: немало декабристов были масонами и воспитанниками иезуитских пансионов. В начале ХХ века прогрессивная интеллигенция с ума сходила от двойной ненависти к Царю и Церкви.

Сегодня ситуация повторяется с точностью до года. Сто лет спустя опять «рассерженные горожане» выходят на улицы городов в надежде свалить («сковырнуть», как они изящно выражаются) ненавистный им государственный порядок, ограничивающий, оказывается, их свободу. В результате получается «революция норковых шуб», когда миллионеры-телеведущие, миллионеры-рокеры и миллионеры-писатели призывают к честности своих поклонников, повязанных белыми ленточками. А свободолюбивый «музыкальный критик» изображает из себя презерватив. Совсем как у Маяковского: «дамы и дети-пузанчики кидают цветы и розанчики».

Я, разумеется, далек от мысли превозносить политику Путина и партии «Единая Россия» как образец национального державостроительства и сопоставлять их с православной монархией. За двенадцать лет у власти они вместе могли создать действительно другую, не гайдаровско-чубайсовскую Россию, но они этого не сделали. Все беды России – от циничного капитализма, который категорически противоречит её коренной религиозно-нравственной традиции. По существу противостоять этой напасти могли бы национально ориентированные коммунисты, но у Зюганова и его партии не хватит на это сил. В таких условиях приходится признать, что В.В.Путин является сегодня единственным лицом на русском политическом поле, которое в состоянии не только удержать гигантский российский корабль на плаву, но и придать ему новое ускорение (если, конечно, на то будет Божья воля). Лучше путинское государство, чем НИКАКОГО, а именно к подобному финалу ведут дело «болотные» революционеры-миллионеры.

Впрочем, в определенном смысле, деятельность либерал-радикалов даже полезна. Их уличные массовки заставили действующую власть шевелиться, оживились публичные дискуссии, иначе заработало ТВ, печать, появились новые лица в правительстве и т.п. Как говорит Мефистофель у Гете, «я часть той силы, что вечно жаждет зла, но вечно совершает благо». Подобные силы не дают власть предержащим заснуть, почивать на лаврах (в нашем случае, на нефтегазодолларах), к чему любая власть склона просто в силу косности человеческой природы.

Более того, деятельность несистемной оппозиции имеет свою парадоксальную сверхидею в контексте всей русской истории, которую её вожди вряд ли осознают. Недаром полагают, что Мефистофелю, при всём его злом уме, недоступны высшие истины. Даже при условии выигрыша конкретной акции – протестного движения, бунта, переворота – результатом смуты, в конечном счете, оказывается новое укрепление основ русской государственности (к сожалению, с неизбежными в таких случаях жертвами). Так было после смуты XVII столетия, в результате преодоления которой мы получили могучую Российскую империю Романовых. Таким был, как известно, и февральский разгуляй 1917 года, когда все «рассерженные горожане», вплоть до великих князей, надели красные ленточки, и получили в итоге красный октябрь, ЧК-НКВД и сверхдержаву под именем СССР.

Есть все основания думать, что так будет и на этот раз. Конечно, не дай Бог России торжества новой, на этот раз оранжево-белой, желтой, голубой или ещё какого-либо затейливого цвета революции. Любая революция – это кровь, грязь и хаос, а для России нет ничего страшнее хаоса. Но если всё же – на волне страстей возбужденной разного рода twitter’ами «продвинутой интернет-тусовки» и мировоззренческой наивности либерал-радикальных вождей – это произойдет, неожиданным для них самих финалом смуты с большой вероятностью окажется какая-либо новейшая диктатура – например, нелиберальная демократия действительно народных масс. И немалую идейную роль здесь может сыграть Русская Православная Церковь. Уже сейчас в Москве создается «партия народного большинства». В сущности, на московских митингах – поклонном и болотном – мы встречаемся с новейшим изданием старого спора между западниками и славянофилами, красной нитью проходящего через всю историю Руси-России. Конечно, трагедия иногда оборачивается фарсом, и тогда становится смешно. Кроме того, возможно вмешательство внешней силы, и тогда никому мало не покажется. В любом случае, несмотря на формальную правоту отдельных лозунгов оранжевого движения, его судьба представляется мне незавидной. Революции, как правило, пожирают своих детей, и русские революции – прекрасное тому подтверждение. После великих потрясений Россия неизменно возвращается на свой фундаментальный цивилизационный путь – путь к духовной и национальной правде, а не к буржуазной сытости и цинизму. На смену февралям приходят октябри, а вслед за ними могут появиться и Минины с Пожарскими. И это всем следует учитывать.

Александр Казин, доктор философских наук, профессор

Узники Собибора и не мечтали о свободе.
Н.Ярошенко. «Заключенный». 1878. ГТГ

Собибор/ Составители С.С.Виленский, Г.Б.Горбовицкий, Л.А.Терушкин. – М.: Возвращение, 2008. – 264 с., ил.

Мало кто в России знает о том, что такое Собибор. Хотя в этом нацистском лагере смерти на территории Польши в октябре 1943 года произошло единственное за время Второй мировой восстание узников-евреев, окончившееся победой: бежали сотни заключенных, была убита большая часть эсэсовцев.

Найдутся те, кто скажет: «А, снова о Холокосте. Знаем. Освенцим, Майданек, Треблинка- И о восстаниях знаем: Варшавское гетто, Бухенвальд-» Не спешите с выводами. Варшавское гетто – не концлагерь, и участники восстания в нем были вооружены. В Бухенвальде заключенные работали на фабрике, производящей оружие. Иное дело – сопротивление в лагерях смерти, предназначенных для уничтожения евреев: несколько восстаний – в Заксенхаузене, Треблинке, Освенциме – окончились неудачно.

Лагерь Собибор был основан в марте 1942 года и просуществовал до октября 1943 года. За это время в нем были уничтожены около 250 тысяч евреев из разных стран. Почти все уничтожались в газовых камерах сразу после прибытия. Лагерь опоясывали три ряда колючей проволоки высотой три метра, за которыми была заминированная полоса, дальше – ров с водой- Через каждые пятьдесят метров стояли вышки с пулеметами, между рядами «колючки» ходили вооруженные часовые.

Казалось бы, поднять восстание невозможно. И все-таки оно состоялось. Несмотря на то что узники не были вооружены. Несмотря на то что на подготовку отводилось ничтожно мало времени, так как узники могли быть в любой день отправлены в газовые камеры и заменены другими. Все удалось благодаря плану, который был тщательно разработан советским лейтенантом Александром Печерским (1909–1990).

Один из участников восстания Томас Блатт так описывает настроение организаторов: «Мы знали, что находимся в лагере уничтожения и что наше будущее – смерть. Мы знали, что даже неожиданное окончание войны может спасти заключенных «обычных» концлагерей, но не нас- Мы не мечтали о свободе, мы хотели только уничтожить этот лагерь и предпочитали умереть лучше от пули, чем от газа. Мы не хотели облегчать немцам наше уничтожение».

Главная идея заключалась в том, чтобы пригласить эсэсовских офицеров в мастерские будто бы для получения одежды, обуви и мебели. Каждому было назначено индивидуальное время. И почти все пришли и были убиты топорами. После этого колонна заключенных, построенных по сигналу якобы на вечернюю проверку, за считанные минуты с боем прорвалась в сторону леса. Из 400 бежавших 80 погибли сразу, были пойманы и казнены еще 170. Часть погибли от рук враждебно настроенного местного населения, а часть спаслись. Восемь бывших военнопленных Печерский привел в Белоруссию, где они влились в советские партизанские отряды. После восстания Гиммлер приказал уничтожить лагерь. Сейчас на его месте – Польский национальный мемориал.

После соединения партизанских отрядов с Красной Армией Печерский был арестован и направлен в штурмовой стрелковый батальон – разновидность штрафбата. По мнению составителей книги, «выявление еврея – организатора и руководителя успешного и беспрецедентного по смелости восстания едва ли могло быть одобрено сверху». Печерский выжил после тяжелого ранения, после войны находился в тюрьме. В 1980 году в Ростове-на-Дону Томас (Тойви) Блатт взял интервью у Печерского (Саши), отрывок из которого приведен ниже:

«Тойви. Ты возглавлял самое успешное восстание нацистских узников во время Второй мировой войны. Тебе обязаны жизнью много людей. Получил ли твой подвиг признание?

Саша. -Меня считали предателем, потому что я попал в плен к немцам. Считали так, даже несмотря на то что немцы взяли меня раненым. После того как обо мне стали спрашивать люди из-за границы, меня наконец выпустили».

В книге есть и другой офицер, достойный самой высокой оценки, хотя и не участвовал в восстании. Это майор Андреев – командир формировавшегося в Подмосковье штрафбата, в который был направлен Печерский. Андреев был потрясен его историей и помог штрафнику поехать в Москву, в Комиссию по расследованию немецко-фашистских злодеяний. Майор рисковал: он не имел права выпускать штрафников за территорию штрафбата. В комиссии Печерского выслушали писатели Павел Антокольский и Вениамин Каверин, которые затем на основе его рассказа опубликовали очерк «Восстание в Собиборе» в журнале «Знамя» (1945, № 4). Потом этот очерк вошел во всемирно известный сборник «Черная книга» (составители Илья Эренбург и Василий Гроссман), запрещенный к изданию в СССР в 1947 году и до сих пор не изданный в России.

В книге основательно и насколько возможно исчерпывающе освещены все события, связанные с восстанием. Представлены карта Польши с лагерями смерти, карта Собибора, фотографии нацистов и фрагментов лагеря, участников восстания, мемориальной плиты, кургана из пепла и костей убитых узников- Есть два приложения: выдержки из интервью, взятого Томасом Блаттом у бывшего лагерного офицера СС Френцеля, и послание президента Польши Леха Валенсы участникам мемориальной церемонии, посвященной 50-й годовщине восстания. Книга основана на множестве документов, воспоминаний и свидетельств участников событий, но не является сборником статей или других материалов. Удачная композиция цитат из различных источников с авторским текстом составителей делает ее живой, а сопоставление разных источников позволяет добиться большей объективности в изложении. Поэтому ее составителей по праву можно назвать авторами.

Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.