Что подарить самураю

Что подарить самураю

Общество самураев. Самурай и его семья

В этой пустыне
Вдруг расцвел волшебный цветок.
И он цветет среди льда.

Истинный самурай следует Пути смелости и живет в постоянной опасности. Все его жизненные силы сконцентрированы на следовании этому Пути. Иногда ему нужна тихая гавань, где он мог бы немного передохнуть. Семья для самурая была именно такой гаванью. Многие самураи избегали заводить семью, чтобы не связывать себя ничем. Известнейший рыцарь ХIV века Масацура, достойный сын знаменитого Кусуноки Масасигэ, как об этом повествует автор “Тайхэйки”, однажды совершил подвиг и отбил у разбойников похищенную красавицу — придворную даму. Галантный рыцарь тотчас проводил ее во дворец, а император, восхищенный его благородным поступком, решил подарить ее Масацура.

Доблестный рыцарь отверг красавицу и отослал ее обратно, написав императору в ответ стихи:

В этом мире мне

Жить осталось, знаю я,

Уж недолгий срок,

Так могу ль я завязывать

Многие рыцари не связывали себя брачными узами, а в дни отдыха предавались иллюзии вечной весны в обществе прекрасных гейш 1 . Можно провести некоторую параллель между гейшами и знаменитыми древнегреческими гетерами.

Другие рыцари вступали в брачные союзы, желая продолжения своего рода. Традиционно считалось, что у героев должны быть сыновья.

Самураям, как суровым воинам, была чужда излишняя слезливая сентиментальность двора, но повести о них сохранили для нас прекрасные и радостные, грустные и трагические истории их любви. В них можно найти истории близкие по смыслу к европейским рыцарским сагам и балладам. Самураи, как правило, жили недолго, исключительно редко доживали они до седин. Порой их возлюбленные становились вдовами, едва став женами, о чем говорит печальное, но правдивое высказывание: “Сегодня — новобрачная, а завтра — вдова”. Их жизнь и радости были мимолетны, но ярки.

Самурай приходит в жизнь, и он владеет ей, как женщиной. И она любит его, как Ареса любила Афродита 2 .

Он любит Жизнь, но расстается с Ней. Он — Самурай.

В этом мире он стоит, опираясь на меч. Его время кратко. Он оплодотворяет жизнь, дает ей энергетический толчок и уходит из Нее с улыбкой.

“Мужчина не должен искать мира и спокойствия. Мужчина должен искать приключений, сражений и стремиться быть первым”, — писал самурай. — “Мужчина, погрязший в домашних заботах, как хороший муж и отец, кончает тем, что теряет уважение жены и детей”.

В соответствии с самурайскими канонами этики и спутница жизни воина должна быть под стать ему. Она должна быть с мужем и душой и телом, быть идеалом верности, терпения и долга. Она должна ждать своего рыцаря и повелителя из его бесконечных походов даже тогда, когда нет никакой надежды. Идеал женщины самурая — возлюбленная верная и прекрасная, хорошая мать их детям, способная пожертвовать всем ради мужа. Этот образ соответствует рыцарским идеалам Запада, где дама так же пристально вглядывалась вдаль с высокой стены своего замка, в надежде, что увидит своего искателя приключений, возвращающегося из трудного похода на взмыленном коне.

Но в отличие от европейского рыцарского эпоса, в японском отсутствует тема служения Прекрасной Даме и совершения подвига во имя дамы своего сердца. Японские рыцари совершали свои подвиги исключительно во имя славы своего сюзерена и имени своего рода. Женщине отводится второстепенная и подчиненная роль.

Причем если в древней японской истории и при власти императоров матриархальные мотивы были сильны 3 , то с приходом к власти самураев все меняется, акценты смещаются. Мужчина становится безусловным и безоговорочным главой семьи, ее царем и богом. Женщина — мать и хранительница очага, но не более того.

“Приближайтесь к Вашему мужу, как к самому Богу, ибо, если вы обидите своего мужа, вас накажет Небо”, — поучительно рекомендует женщинам Каибара Эккэн (1630–1714), автор своеобразного Бусидо для женщин.

“У женщины нет особого господина”, – продолжает Эккэн, — “она должна смотреть на своего мужа, как на своего господина, и должна верно служить ему. Никогда не презирать его и не думать о нем легкомысленно. Ее величайший долг, который длится всю жизнь, — повиновение”.

Самурай женился только на девушке из самурайского рода. Именно девушке, так как в повторные браки женщины из самурайского сословия не вступали, за редчайшим исключением, ввиду того, что это категорически порицалось моралью общества того времени. Для социальной карьеры и брака решающее значение имели личные качества, воспитание, наконец, знатное происхождение, а не богатство. Как говорил Фридрих Ницше: “Бог воинств не есть бог золотых слитков” 4 .

Представляется любопытным свидетельство христианского миссионера Франсиско Ксавье, долго прожившего в Японии, изучившего японский язык, обычаи и нравы эпохи средневековья. Преподобный отец писал: “Бедность не считается позором. Буси, даже бедный, с незнатными не роднится”.

Девушек воспитывали в самурайских семьях в чрезвычайно большой строгости. В них воспитывались те же качества характера, какими обладали самураи. Женщин учили даже военному искусству, конечно, не для того, чтобы они сражались (хотя женщина из самурайского рода могла постоять за себя, чему много примеров), а для того, чтобы они лучше понимали своего мужа и то дело, каким он занимался в жизни. Женщин также учили лечить раны, готовить лекарственные бальзамы и настои. Поведение женщин самурайского сословия было жестко регламентировано, как и поведение их мужей. Девочек из самурайских семей даже спать приучали в красивой целомудренной позе, лежа на спине со сложенными вместе ногами и вытянутыми вдоль тела руками, для чего им специальным образом привязывали ноги, что со временем создавало требуемую привычку. Выйдя замуж, женщина должна была оберегать сон мужа и лишним движением не побеспокоить его.

Каибара Эккэн пишет: “Женщина должна тщательно следить за своим поведением. Утром она должна вставать рано, а вечером ложиться поздно. Она должна больше всего уважать родителей своего мужа, а посещение своих родителей резко сократить после замужества. Она сама должна ткать. Самые большие недостатки, каким подвержены женщины, — это недовольство, ложь, ревность и глупость”.

Женщина должна была всецело посвятить себя мужу и семье. Грустно ей или тяжело, она должна быть веселой и улыбаться своему мужу, поддерживать его в любой жизненной ситуации.

Верность мужу рассматривалась как верность сюзерену и, как это было принято у самураев, ставилась выше всего на свете, даже выше любви к родителям и детям. Такая постановка вопроса всегда была дилеммой, особенно в острых конфликтных ситуациях.

Показательна история о молодом князе Ода Нобунага и его жене. Повествование об этом великом воителе ожидает читателя впереди, но эта история, вероятно, ему запомнится.

Молодой даймё и его очаровательная жена сочетались браком совсем недавно. Брак оказался удачным и, казалось, ничто не может омрачить счастье новобрачных. Но молодой князь часто вставал с брачного ложа посреди ночи и куда-то уходил. В конце концов юная жена не выдержала и спросила горячо любимого мужа, что его так беспокоит и куда он уходит.

“Мне должны подать сигнал ночным фонарем из замка твоего отца, — ответил ей князь. — Двое его приближенных мои агенты. Они подадут сигнал, когда можно будет проникнуть в замок. Я атакую твоего отца и убью его”.

Молодая женщина ужасно страдала: как бы она ни поступила, она должна была кого-то предать. Душа княгини разрывалась между любовью к мужу и отцу. Даже самоубийство не решало проблемы. Необходимо было делать выбор. И она решила сообщить отцу о готовящемся нападении, а потом сказать мужу, чтобы он не ждал сигнала и не атаковал, так как это будет засада. А потом будь что будет!

Отец княгини, узнав о готовящемся нападении, казнил своих ближайших советников–стратегов. Ода Нобунага отослал заплаканную княгиню обратно к отцу, сказав ей на прощание:

“Я проверял тебя. Ты не верна мне до конца, поэтому ты мне не нужна. Но я благодарю тебя: с твоей помощью я избавился от двух своих злейших, самых опасных врагов, самых преданных и талантливых стратегов твоего отца. Ему их некем будет заменить и никто не будет ему доверять. Он обречен, и я сокрушу его. Прощай!”

Молодая княгиня не прошла трудного испытания, которому ее подвергнул муж. Провокация Ода Нобунага, возможно, имела и свой специфический скрытый подтекст, состоящий в том, что если бы княгиня осталась абсолютно верна принципу сюзеренитета и не нарушила этику Бусидо, то она сохранила бы и мужа и отца. Ода Нобунага, вероятнее всего, проверял границы верности своей жены, без чего он не мог быть в ней уверен, и нарушение верности могло восприниматься как непрямое, но явное оскорбление и предлог для агрессии и мести.

В самом деле, если жена нарушила кодекс чести, это означало, что она плохо воспитана, и ответственность за это нес ее отец. Это было равносильно обману, подсовыванию жениху оскверненной невесты. Ода отослал княгиню обратно к отцу, чем также нанес ему смертельное оскорбление. Война стала неизбежна.

С другой стороны, если бы княгиня не поддалась на изощренную провокацию своего мужа, то, вероятно, ничего бы не случилось.

В принципе, такая проверка была вполне естественна в то смутное время, полное интриг и коварства, когда применялись любые методы и приемы. Имели место случаи, когда жен использовали как шпионов и тайных агентов. Ода Нобунага, как стратег высочайшего уровня, заранее просчитал оба варианта.

Женщина могла иметь одного мужа. Сам же самурай не был ограничен в свободе выбора, он мог официально заводить до четырех жен и неограниченное количество наложниц.

Считалось, что жена должна гордиться мужем, который может иметь много женщин, и если муж смотрит с интересом на другую, значит жена в чем-то ей уступает, более того, она должна быть довольна, что ее мужу хорошо. К сексу в Японии относились весьма положительно, видя в нем не грех, как в Европе, а веление богов. Таким образом, супружеская верность была уделом женщины.

Представительницам самурайского сословия строго предписывалось, как себя вести. Так, например, им строго запрещалось приближаться к постороннему мужчине ближе чем на два метра, говорить с ним без свидетелей и вообще делать что-либо, что могло быть понято двусмысленно. Нельзя было скомпрометировать себя чем-либо, даже незначительной мелочью. Даже тень не должна была лечь на репутацию женщины, позор смывался кровью. Муж мог убить жену, лишь заподозренную в прелюбодеянии, и не нести за это ответственность по закону. Развод давал женщине мужчина. Ему достаточно было сказать об этом. Приданое возвращалось жене. Как правило, поводом к разводу считалось бесплодие жены. Но муж мог и не мотивировать развод, как сказано в байке о сандалиях: никто не знает, где мне жмут мои сандалии.

Вообще же социальная и идеологическая роль института семьи в японском обществе была очень значительна. Семья рассматривалась как модель конфуцианского общества в миниатюре, составляющая часть общества в целом. Разумеется, самураи, как ревностные носители конфуцианской морали и традиции, придавали большое значение институту семьи, как лону, порождающему их класс. Семья воспринималась как социальный долг перед обществом, поэтому самураи весьма серьезно, с чувством ответственности и долга, относились к своим семьям. Идеальными считались семейные отношения, основанные на этике Бусидо. Такие отношения, конечно, можно скорее отнести к товарищеским, чем к любовным. Внешне самураи были люди очень сдержанные и суровые. Возможно, они помещали любовь глубоко в тайниках своей души, не говоря об этом вслух. Самураи воспринимали любовь как ответ на добродетель и ценили ее очень высоко. В этом плане показательна трогательная история японского писателя Мори Огаи “Старая чета”, повествующая о судьбе самурая и его жены, разлученных роком на долгие десятилетия. После всех невзгод и испытаний, сохранив верность друг другу, они соединились вновь, сохранив все свои чувства так, будто ничего не случилось.

И все же можно сказать однозначно: семья в жизни самурая занимала второстепенное положение.

На первом месте был Путь Воина.

Известнейший самурай, полководец и феодальный магнат XVI века Такэда Сингэн писал, что “истинный самурай ни на минуту не должен расставаться со своим мечом даже тогда, когда находится с любимой женщиной”.

Не было бы преувеличением сказать: “Брачное ложе самураев стояло на их мече так же, как и вся жизнь”.

Разумеется, эти своеобразные понятия о браке носили совершенно рациональный характер в любой, даже в якобы незначительной мелочи. Меч давал самураям все в жизни, доктрина жизни самураев диктовала частности. Более того, за сотни лет своего развития самураи настолько продумали все детали своей жизни, что можно лишь восхищаться и учиться у них.

Воспитанию детей, особенно сыновей, придавалось в самурайских семьях огромное значение. Мальчики и девочки воспитывались раздельно и, согласно обычаям, не должны были с семилетнего возраста близко общаться и даже сидеть вместе во время общей трапезы. С раннего детства подрастающее поколение воспитывали в духе Бусидо. С пяти лет дети самураев носили деревянные мечи, которые впоследствии заменялись настоящими. Многие исследователи отмечают чрезвычайно серьезный характер детей самураев, которые были лишены радостей детства в их современном понимании. С первых лет жизни детям самураев прививался воинственный дух сословия самураев и почитание воинской доблести, как главной добродетели. Пословица говорила, что у детей должны быть герои, как у самурая — меч. В детях воспитывались смелость и бесстрашие, умение переносить трудности, целеустремленность, упорство, жестокое отношение к себе и к другим, умение контролировать свои чувства и действия. “Существуют вполне определенные методы воспитания ребенка самурайского рода. — Пишет Ямамото Цунэтомо в “Хагакурэ”. — С ранних лет нужно поощрять его храбрость, не следует запугивать его или обманывать. Если еще в детстве он будет мучиться тревогой и страхами, след от нанесенного ущерба останется с ним до могилы. Родители не должны слишком опекать ребенка, нельзя позволять ему обнаруживать страх при ударе грома, не нужно запрещать ему гулять в темноте. Скверное обыкновение — рассказывать ребенку страшные истории, чтобы заставить его замолчать, когда он плачет. В то же время, если ребенка слишком сильно наказывать, он вырастет робким самоуглубленным созданием. В любом случае необходимо заботиться, чтобы он не приобрел дурных черт характера”.

Живой пример родителей и всего круга общения самураев дополнялся чтением нравоучительных историй конфуцианского характера, повестей о героизме самураев (гундан), изучением истории. С ранних лет детей самураев приучали к виду крови и смерти, к опасности и преодолению любых трудностей. Ничто не должно было их смутить и устрашить. Присутствие детей самураев на казнях, осмотр трупов, ночные бдения в одиночестве на кладбищах и тому подобные педагогические приемы учили детей самураев хладнокровно воспринимать жестокость и смерть. Самурай должен был полностью вытравить страх из своей души и не бояться ничего на свете. Неимоверные трудности, которым юношей специально подвергали, вырабатывали в них особую моральную устойчивость и присутствие духа, способность, если нужно, умереть от истощения сил, но выполнять долг до последнего дыхания.

Примечателен в этом плане обряд совершеннолетия самурая (гэмбуку). Обычно посвящение молодого самурая в совершеннолетие происходило в возрасте двенадцати — пятнадцати лет, хотя четко возраст совершеннолетия оговорен в неписаном кодексе Бусидо не был. Совершеннолетним могли провозгласить и в очень раннем возрасте, при этом новообращенного нарекали новым взрослым именем.

Обряд совершеннолетия считался одним из самых важных моментов в жизни самурая. Обряд происходил обычно в синтоистском или буддийском монастыре в торжественной обстановке. Авторитетный старейшина рода или знатный почетный гость, часто сюзерен, ночью в обстановке таинственности и священнодействия провозглашал юношу равным среди равных в братстве самураев. Ему впервые делалась взрослая особая прическа самураев 5 , которая, как и ношение двух мечей, являлась символом принадлежности к сословию буси.

Этому обряду предшествовал долгий период исключительно трудных физических и моральных испытаний, должных выявить, готов ли юноша стать мужчиной и самураем. Целый месяц мог испытуемый пребывать в совершенной темноте практически без еды. Он должен был уметь выжить в лесу и горах и убить собственноручно хищного зверя. В долгих бдениях в монастыре юноша не должен был спать, подкрепляя свои силы лишь крепким чаем. Находясь в трансовом состоянии сумеречного сознания, часто балансируя между жизнью и смертью, неофит 6 должен был совершить мистическое путешествие в потусторонний мир духов умерших предков и, находясь в стране мертвых, получить от них их знания и опыт. Будущий рыцарь должен был показать свое умение владеть оружием и приемами рукопашного боя, терпеть боль, раны и всевозможные испытания. Выдержать подобного рода экзамены на зрелость мог только человек, умеющий владеть своим разумом и телом, обладающий особым самообладанием и умением зомбировать собственную психику, обладать самогипнозом и интуитивным мышлением. Человек, прошедший такую подготовку, мог схватить голой рукой раскаленное добела железо и не чувствовать боли, он не терял самообладания в любой самой сложной и неожиданной ситуации, был готов хладнокровно взглянуть в глаза смерти и, если нужно, сделать себе харакири.

В десять-двенадцать лет молодые львята, дети самураев, часто уже сопровождали своих отцов в военных походах. Смерть отца делала главой семьи старшего сына, даже в том случае, когда он был мальчиком. Конечно, его опекали, но, тем не менее, главой семьи считался сын. Наследование происходило по принципу майората 7 . Причём младшие братья должны были подчиняться старшему. На практике принцип часто нарушался, хотя, согласно канонам конфуцианской морали, братская любовь выше любви к собственным детям. Разумеется, верность сюзерену господствовала над всем. Часто возникал конфликт долга и любви, однако предпочтение отдавалось долгу. Внутрисемейные отношения самураев базировались на конфуцианстве и поэтому сильно отличались от европейских.

Дайдодзи Юдзан в ставшей хрестоматийной книге Бусидо “Начальные основы воинских искусств” формулирует ясное правило для самураев: “Уважать правило “ствола и ветвей”. Забыть его — значит никогда не постигнуть добродетели, а человек, пренебрегающий добродетелью сыновней почтительности, не есть самурай. Родители — ствол древа, дети — его ветви”.

Преданность родителям ставилась выше кажущейся естественной связи с детьми. Особые отношения связывали отца и его сына, “неоплатность долга” сына по отношению к отцу была законом. В Японии в день рождения сына максимум поздравлений приносят его отцу. Особую почтительность сын должен был испытывать к матери. История Японии полна трогательных сцен заботы и любви самураев к родителям, особой заботы о вдовах. После совершеннолетия сына мать должна была ему повиноваться. Отец навсегда оставался главой семьи, почти что богом, даже сёгун не вмешивался в его внутрисемейные дела.

Семейная организация общества самураев носила ярко выраженный клановый характер. Клан был всем для самурая, это был его микрокосмос, государство в государстве. Самурай не дорожил своей жизнью, но он заботился о жизни и славе своего клана, увеличении его влияния в обществе. Самураи прекрасно знали свою родословную, они знали, какому предку и чем они обязаны, чтили своих предков и стремились, чтобы их личные заслуги перед кланом превзошли деяния их предшественников. Самурай видел в клане свою опору и средство к процветанию. Чем больше сыновей у самурая, тем сильнее его род, тем выше шансы на его выживание. Были семьи, имевшие несколько десятков сыновей. Раздавался клич, и они вскакивали в седло и мчались в очередную битву за свое право на господство. Они отстаивали свои провинции и расширяли их. Жены и матери радовались, когда они возвращались живые и с победой, и обливались неутешными слезами, когда привозили головы их любимых. Оставшиеся в живых самураи хмурили брови и скакали вперед, иногда даже по трупам своих родных, они знали , что Путь Самурая означает вечную битву за право владеть всем в этой жизни и быть Господином.

Мир самураев был жесток и безжалостен — такова была эпоха, в которую они жили. Этот мир презирал слабость и трусость и признавал лишь силу. Самураи жили с мечом в руке и погибали с ним. Известно, что, например, у Тайра Киямори было много сыновей, и все они погибли в беспощадной борьбе с Минамото. Рок был против них. Была бы удача на их стороне, погиб бы клан Минамото. Или — или.

Клан давал самураям их доминантное положение, ему они отдавали свою жизнь. Именно из-за кланового построения общество самураев было чрезвычайно жестоко. Принцип клановости — главная причина традиции кровной мести. Пока не уничтожен последний представитель клана, он будет, как заноза, давать знать о себе, он будет мстить. Поэтому одни самурайские кланы уничтожали другие, бились беспощадно, насмерть. Эту беспощадную жестокость передает отрывок из драматической повести Мори Огаи (1862–1922) “Семья Абэ”, повествующий о реальных событиях, произошедших в 1641 году:

“Самим Абэ стало известно о штурме еще накануне. Первым долгом они привели в порядок усадьбу, все лишнее сожгли.

Затем все до единого, включая старых и малых, собрались на прощальный пир. После этого старики и женщины покончили с собой, а младенцев перерезали одного за другим. В саду выкопали большую яму и захоронили трупы. В живых остались только молодые, здоровые мужчины. Командовали четверо: Ягохэй, Итидаю, Годаю, Ситинодзё. Они собрали вассалов в одно просторное помещение (все внутренние перегородки были сняты), велели им бить в большой барабан и читать сутры. Так дождались рассвета.

— Молитесь за упокой стариков, жен и детей, — приказали братья вассалам, рассчитывая таким образом поддержать их боевой дух”.

Клан Абэ погиб до последнего человека, как и многие другие кланы в разные времена. Возможно, у читателя может создаться впечатление, что самураи были людьми настолько жестокими, что все человеческое было им чуждо, но это совершенно неправильно. Показывать окружающим любовь и теплоту человеческих отношений было не принято в среде самураев, но это не значит, что самураи не испытывали этих чувств. Война и близость смерти лишь обостряют любовь и другие чувства, которые у людей, живущих обычной жизнью, часто дремотны, ничтожны и животны.

У самураев было пылкое сердце, как они говорили: “сердце — не камень и не деревяшка”. Объяснять это, пожалуй, бесполезно, это надо чувствовать. Неопровержимым доказательством тому, пусть и мрачным, являются двойные самоубийства влюблённых из самурайских родов 8 . Влюблённые кончали с собой, если что-то непреодолимо стояло на их пути. Но поразительны те случаи, когда влюблённые умирали в высший момент своего счастья, чтобы не знать потом разочарований и потерь.

Традиционная философия самураев учила никогда не думать о завтрашнем дне, жить днем сегодняшним, как учили проповедники: “Следует жить легко, подобно листку, плавно падающему с дерева”. При этом стремиться быть, по возможности, счастливым, если это не противоречит исполнению долга. Прожить жизнь достойно и счастливо означало жить в соответствии с долгом и быть непобежденным. Как сказал древнегреческий герой Эпаминонд 9 : “Я прожил достаточно, так как умираю, не быв побежденным.”

Продолжительность жизни не имела значения, считалось, что чем более кратка жизнь, тем более она прекрасна. Путь самурая должен был быть так же прям и горд, как и его осанка. Строгие манеры и все поведение самурая всегда должны были свидетельствовать о его высоком положении. Самурай не должен был говорить о мелочах, жаловаться, суетиться, как это свойственно ничтожным людям.

Вообще считалось естественным, что самурай должен думать о главных, сущностных проблемах жизни. В остальном — уметь владеть собой, утешаться в мелких печалях так же легко, как находить новую радость. Умение абстрагироваться, уйти от прозы жизни и мирской суеты высоко ценилось буси. Меркантильность, мелочность, мещанство были настолько противны рыцарям, что они опасались быть в них даже заподозренными и чурались их пуще проказы. Самураи брезговали брать в руки деньги, заходить в лавку торговца и тому подобное. Вещь, предназначение которой могло трактоваться как низменное, самурай никогда не называл буквально.

Во всём облике самурая и его привычках соблюдался особый культ аккуратности и чистоты. Каждое утро, совершив омовение, самурай надевал чистую одежду и был физически готов к смерти до кончиков наманикюренных ногтей: «В столь отдалённые времена, как эра Камбун (1661-1672), — говорит автор «Хагакурэ», — самурай каждое утро принимал ванну, брился, душил волосы, стриг ногти, аккуратно шлифовал их пемзой и полировал токуса».

Умереть неопрятным считалось позором, а смерть могла прийти к самураю в любой момент. Все это делалось не ради внешнего блеска, а потому, что самурай хотел быть всегда таким чистым, каким он должен быть после смерти, ибо призыв к оружию мог раздаться в любой момент! Многие самураи даже спали, положив голову на маленькую специальную подставку, которую клали под затылок, чтобы их прическа была в полном порядке. Кроме того, такая мера служила развитию самоконтроля даже во сне.

После наведения утреннего туалета, одевшись и заткнув за пояс мечи, самурай совершал церемониальный поклон в сторону замка своего сюзерена. Потом самураи обычно пили свой утренний чай и медитировали, наблюдая восход солнца.

Основное время жизни самураи отдавали службе и военным упражнениям. Самураи были воспитаны в духе верного служения своему сюзерену, служба которому воспринималась как главное дело их мирской и духовной жизни. Самурай не должен был говорить непочтительно о своем сюзерене, ни при каких обстоятельствах не думать плохо о нем, ставить интересы господина выше своих собственных. Никогда, даже случайно, не направлять оружие в его сторону, закрыть его своим телом в момент опасности, умереть, но выполнить свой долг. Самурай всецело отдавал себя своей службе. В остальных же отношениях он должен был быть осторожен и разборчив, чтобы никакой его поступок не помешал ему выполнить свой долг.

Типичен случай, например, когда самурай не ввязался в случайную стычку с разбойниками, разумеется, не из малодушия, а потому, что его смерть в этом случае не могла быть полезна его господину. Самурай не должен был заводить семью, если не мог ее в достаточной мере обеспечить, и это могло помешать ему всецело отдавать себя службе. Он не должен был брать на себя легкомысленных обязательств, так как слово самурая священно и любое обязательство может стоить жизни.

Самурай должен быть хорошим другом и настоящим врагом. Самураи чрезвычайно высоко ценили этику отношений между людьми и считали нравственно полноценными только тех людей, поступками которых руководит этический кодекс. Расчет, слабость, трусость и прочую глупость, которой подвержены люди других сословий, самураи презирали. Поэтому они и считали нравственно полноценным только свой класс.

Суровость и аскетизм были нормой и правилом их жизни. Развлечения, отцовские и супружеские чувства ни в коем случае не должны были изнежить дух и тело самурая. Вместе с тем самураи любили и умели развлекаться. Многие из них были любителями сакэ и табака, играли в азартные игры. Как писал дзэнский проповедник и мудрец Такуан Сохо: “Не будет ничего удивительного, если и знать и самураи, постигнув мимолетность этого мира, зажгут ночью лампы и будут развлекаться до самой зари”.

Все это было не главным, ибо: “Кто обладает величием, тот жесток к своим добродетелям и расчетам второго ранга” 10 . Само собой разумеется, что без благородного чувства меры выполнение высокой и почетной миссии воина невозможно. Порой трудно определить, где кончается одно и начинается другое, и, пожалуй, чем более мудр человек, тем тоньше чувствует он грань, отделяющую порок от добродетели, ничтожное от великого.

Возможно поэтому самураи придавали большое значение, казалось бы, несущественным мелочам, деталям своей жизни, почти что педантизму. Церемониал в поведении, согласно конфуцианской морали, подразумевал умение вести себя правильно и красиво как в важном, так и во второстепенном. Например, самураи были воздержаны и неприхотливы в еде, но придавали определенное значение сервировке и эстетической стороне трапезы.

Кухня была царством женщины, а для самурая запретной территорией. Еду и напитки подавала женщина. Умеренность в еде и сдержанность были принципом. Как писал Дайдодзи Юдзан: “Сокол не подбирает брошенные зерна, даже если умирает с голода. Так и самурай, орудуя зубочисткой, должен показывать, что сыт, даже если он ничего не ел”.

У самураев существовали определенные ограничения в их меню, причем, как правило, диктовались они не столько буддийскими табу на употребления мясной пищи, а скорее специфической феодальной психологией. Так, например, сами самураи охотились, но редко ели добытую дичь. Пищу, приготовленную из мяса домашних животных, самураи не употребляли, так как считалось, что домашнее животное вступает в доверительные отношения со своим хозяином, и есть его так же подло, как быть соучастником преступления. Самураи относились к животным по-джентельменски. Стрелять в сидячую дичь на охоте считалось неблагородным, ценилась сильная, хищная дичь. Особое отношение испытывали самураи к своим боевым коням. Им давали имена, как людям, и относились к ним, как к боевым товарищам. Считалось, что конь обладает мистической силой, предохраняющей в бою своего хозяина. В бою конь самурая составлял единое целое со своим хозяином. Конь был предметом особой гордости и заботы. Тут многое перекликается с европейским рыцарством. Еще самураи ценили охотничьих соколов и хорошо относились к своим четвероногим друзьям — собакам.

Отношение самураев к животным отличалось от европейского в плане их буддийского мировоззрения, согласно которому любое живое существо ничем не отличается от человека и может быть воплощением одной из его реинкарнаций. Сёгун Токугава Цунаёси (1630–1709), например, издал и провёл в жизнь специальные указы относительно животных, запрещающие их эксплуатацию и плохое содержание, были созданы специальные пансионаты для бродячих животных. Собака — хорошее существо, верное своему хозяину, считал сёгун, быть может, в ней воплотилась реинкарнация какого–нибудь хорошего человека, который в чем-то согрешил.

В миропонимании самураев взаимоотношения с природой занимали огромное место, человек рассматривался как малая часть Вселенной, и смысл жизни человека — жить с ней в гармонии. Такое мироощущение резко отличается от европейского, где человек всегда пытался возвыситься над природой и даже покорить ее. Ощущение неразрывной связи с природой налагало свой отпечаток на многие стороны повседневной жизни самураев. Вслед за придворной аристократией самураи предавались любованию природой, и это было существенным элементом в их жизни и времяпрепровождении.

Гениальный поэт и патриарх Дзэн-буддизма Догэн (1200–1253) выразил это бессмертными стихами:

Холодный чистый снег

Любование цветением сакуры и персиков весной, а краснеющими листьями кленов и луной – осенью стало общенациональной традицией. Особое место в жизни самураев занимала парковая культура и чайная церемония, бывшая неотъемлемой частью их жизни и способом миропостижения.

Вся жизнь самураев была четко регламентирована, и выполнение строгого церемониала буквально во всем считалось исключительно важным. Церемониал рассматривался как искусство, умение правильно жить и придать значимость и красоту любому действию. Человек, не знающий тонкостей церемониала, считался плохо воспитанным, вульгарным. Разумеется, он не мог рассчитывать на успех в обществе. Во времена становления самураев церемониал играл для них второстепенную роль, однако, постепенно став господствующим классом, они приобщились к этому сложному институту придворной аристократии.

Чайная церемония (по–японски “тя-но-ю”) была особенно любима и почитаема самураями и считалась особой формой искусства, одним из Путей миропостижения. О “тя-но-ю” писали трактаты мудрецы, тонкости этой церемонии изучали всю жизнь. Чайная церемония была своего рода таинством и магическим действием, при помощи которого открывалось “окно” в другой мир. В маленькой комнате, где сидит в медитации самурай и пьет свой чай, вместе с ним находятся сто тысяч Будд. Они озаряют своим светом душу самурая, и он пребывает во многих местах и временах в одно и тоже мгновение. Внутреннее спокойствие и молчаливое созерцание делают мир таким, каков он есть на самом деле. Каждому действию во время чайной церемонии придавался духовный смысл, за всем скрывался сложный подтекст. Целью чайной церемонии было проникновение в сокровенную суть мироздания, интуитивное постижение и переживание красоты. Знатоки чайной церемонии могли различать сотни сортов чая, что выражало тонкость вкуса не только в обыденном смысле, но и в тончайшем ощущении прекрасного, его оттенков. Мастера Дзэн всегда находились в состоянии духовного бодрствования, самоуглубленного поиска Путей постижения Вселенной. Путь Чая стал одной из составляющих Пути Воина: виднейшие мастера “тя-но-ю”, например, Дзёо (1503–1555) и Сэнно Соэки (1521–1591) были приверженцами Дзэн–буддизма и самураями.

Быть одинаково доблестным в бою и Пути Познания и Красоты считалось совершенно естественным для истинного буси.

Фехтование и поэзия ценились одинаково потому, что для истинного самурая фехтование — это поэзия, а поэзия — это фехтование.

И над всем стоит великое правило жизни — честь.

Быт занимал в жизни самураев именно то место, которое он должен занимать в жизни любого свободного человека — это лишь вынужденная вспомогательная функция, необходимая для поддержания полноценной жизнеспособности оболочки, являющейся вместилищем духа. Только духовная жизнь была истинным бытием и целью. Поэтому самураев и называли людьми Высокого Духа и Цели, именно поэтому самураи как явление стоят особняком от других военных элит.

Что означает быть человеком Высокой Цели?

Это значит подчинить свою жизнь этой цели и быть способным пожертвовать всем ради нее. Не существует более высокой цели, чем душа высшего благородства и мощи, все остальное — суета сует. Достижение этой цели — самая трудная задача, и этот Путь уходит за облака.

Ни в чем не изменить своим идеалам. Как это трудно. Быть может остается последний глоток жизни. Но какое это имеет значение?

Для самурая важно остаться верным. Нет, не жизни, а остаться верным до конца своим идеалам, верным самому себе. Быть самураем — это глубокая внутренняя сущность души. Это значит уничтожить все мосты, не искать тихих заводей и следовать своему Пути.

1 Гейша от «гэй» — умение, «ся» — человек, что буквально означает «человек искусства». Институт гейш весьма древний и ведет свое происхождение со времен первых императоров, которые окружали себя прекрасными изысканными женщинами, знающими толк в искусстве, поэзии, музыке, церемониале и обладающими высокой, эстетической культурой. Гейши появились как своеобразное утонченное развлечение аристократических салонов. Впоследствии тщательно отобранных, очень красивых девочек, будущих гейш, обучали в специальных школах, где они много лет постигали эстетику, поэзию, музыку, пение, икэбану, чайную церемонию и учились массе так называемых «красивых, чистых обычаев». Гейша должна была уметь развлечь взыскательного мужчину, который от общения с ней должен был получить тонкое эстетическое удовольствие. Для грубых чувственных наслаждений служили женщины другого рода, они и стоили неизмеримо дешевле. Вот, что писал по этому поводу Г. Востоков:

«Гейши — самые образованные женщины в Японии. Остроумные, превосходно знающие свою литературу, веселые и находчивые, они расточают перед вами все свое очарование. С классическим искусством «гейша» пропоет и продекламирует лучшие стихотворения и отрывки лучших драматических произведений. И все время непринужденно веселая, остроумная и кокетливая, она не теряет своего женского достоинства. Гейша вовсе не непременно продажная женщина; это, во всяком случае, не входит в ее обязанности; скорее это артистка, которую приглашают за известную почасовую плату для развлечения и удовольствия художественного. «

2 В древнегреческой мифологии Арес — бог войны, Афродита — богиня любви и красоты.

3 В хэйанскую эпоху муж либо входил в семью жены, либо жена оставалась в родительском доме, а муж навещал ее по ночам, такой брак назывался “цумадои”.

4 Цит.по Ф.Ницше “Так говорил Заратустра”.

5 До этого юноша носил челку и так называемую детскую прическу и одежду. В разные времена самураи носили различные прически. “Классическая” прическа самураев — это выбритая передняя часть головы и длинные волосы, уложенные в косичку — мотодори. Срезание мотодори считалось величайшим бесчестьем, лишением самурайского достоинства и классовой принадлежности.

6 Неофит — от греческого neophytos — новообращенный. Новый сторонник какого-либо учения или религии, новичок в чем-либо.

7 Майорат — система наследования, при которой имущество переходило к старшему сыну. Такая практика имела своей целью воспрепятствовать дроблению земельных владений и таким образом сохранять могущество старых дворянских родов. Младшие сыновья получали лишь соответственное их общественному положению воспитание и наследственное имя. На практике нередки были случаи нарушения принципа майората. Подавляющее большинство самураев вообще не владело какой-либо собственностью, а жило на жалование, получаемое за службу.

8 Двойное самоубийство влюбленных называлось “сюндэ”. Отголоском средневековья эпидемии двойных самоубийств прокатываются по современной Японии, как нигде в мире.

9 Эпаминонд (418–352 до н.э.) — великий древнегреческий полководец и крупный государственный деятель из города Фивы. Первый смог нанести поражение спартанцам, в бою был смертельно ранен.

10 Это изречение принадлежит Ф.Ницше. Прим. автора.

10/23/2017
Меч самурая — знаменитое на весь мир холодное оружие, которое имело огромное значение не только на поле боя, но и за его пределами. Сегодня японский меч стал символом Страны восходящего солнца и уже практически не используется по своему прямому назначению, однако чуть более века назад для него нашлась важная работа, и он выполнил ее с честью.

Самурайские мечи в мирное время

В XVII веке междоусобные войны в Японии практически прекратились, ведь в период с 1603 по 1868 гг. страной правил клан Токугава, установивший свою единоличную власть. Это время получило название «период Эдо». Во время Эдо власть существенно ограничила условия ношения и использования мечей, дабы уменьшить риск неконтролируемых проявлений недовольства со стороны народа. Длинный самурайский меч катана имели право хранить и носить только самураи, представителям других сословий разрешалось использовать короткие мечи для самообороны.

Отметим, что не каждый короткий меч имел право называться «вакидзаси». Этот термин использовался только для короткого меча идущего в паре с длинным, причем они должны быть изготовлены одним и тем же мастером. Как правило, катана и вакидзаси создавались в одинаковом стиле. Для короткого меча используемого самостоятельно существует другое название — кодати. Кодати носили и применяли в качестве полноценного оружия представители различных сословий: артисты, священники, торговцы и другие. Еще один короткий меч кайкен, который иногда классифицируется как кинжал, дарили на 12-летие девушке из самурайского сословия.

Повсеместное использование коротких мечей внесло свои коррективы, и самураи тоже стали использовать катану гораздо реже. Запрет использования длинных мечей не останавливал грабителей, которые переместились из открытых пространств в узкие городские улицы и коридоры. В таких условиях использование катаны было нецелесообразным, и, заходя в помещение, самурай отдавал свой длинный меч слуге или же помещал его на предназначенную для этой цели гостевую подставку. Если же самурай снимал и свой вакидзаси, то этим самым демонстрировал абсолютное доверие к хозяину дома.

К середине XIX века практически все самураи стали занимать те или иные посты на государственной службе, а меч демонстрировал принадлежность к почитаемому сословию и носился как часть официального костюма. Так как изготовление пары мечей хорошим мастером требовало немалых средств, многие не очень богатые самураи вместо катаны носили ее имитацию, а иногда и вовсе оба меча были непригодными для ведения реального боя.

В период Эдо появляется множество частных школ боевых искусств, где обучали профессиональному фехтованию мечом. Каждую из таких школ возглавлял мастер, который передавал молодому поколению свои знания и любовь к самурайским традициям. Особо отличившиеся выпускники этих школ имели дополнительное преимущество в карьерной борьбе за важные должности, ведь владение катаной и вакидзаси ценилось в Японии во все времена.

Меч самурая снова в бою

Эпоха Эдо, как и любая другая эпоха, имеет свой конец. С 1853 года Япония снова погрузилась в многочисленные внутренние конфликты, которые закончились войной Босин. В это смутное время произошло немало кровавых расправ над государственными чиновниками, неспособность стражи обеспечить должную защиту своим хозяевам и поддерживать порядок в городах была очевидна. Поэтому сёгуном было принято решение о создании специального отряда элитных воинов, в который вошли две сотни лучших бойцов страны — при чем не все из них были представителями клана самураев. Отряд получил название Росигуми, что указывало на не самое почетное происхождение воинов. Многие из них имели всего один японский меч , так как на приобретение пары у них просто не было денег. Росигуми выполняли функции по наведению общественного порядка и активно боролись с врагами сёгуната. В сентябре 1863 года отряд отличился во время защиты дворца императора от вторжения мятежных княжеств, за что удостоился чести быть переименованным в Синсэнгуми.

Не удивительно, что военное время спровоцировало рост преступности в стране. Разбойники снова появились на дорогах и в городах, повсеместно вспыхивали беспорядки. Из провинций в столицу приехало немало молодых и радикально настроенных самураев, которые нападали на торговые лавки и постоялые дворы, особую неприязнь они испытывали к европейцам и всем имеющим с ними дела. От подобных беспорядков пострадало чуть ли не больше мирного населения страны, чем непосредственно от самой войны Босин.

В 1868 году началась война Босин, в состав выступавших на стороне сёгуната войск вошел и отряд Синсэнгуми, ставший к тому времени знаменитым благодаря своему мастерству и храбрости. Войска сёгуната держали в руках меч самурая, а вот имперские войска использовали новые европейские военные технологии и были вооружены огнестрельным оружием, хотя при этом состояли из неподготовленных простолюдинов. В целом для этой войны характерным стал следующий тип сражения: проимператорские войска стремились расстреливать армию сёгуната издали, а самураи с холодным оружием в руках старались перевести бой в рукопашный. В бою на мечах на стороне войск императора было численное преимущество, однако войска сёгуната с лихвой компенсировали это своим мастерством. Но все же исход войны был предрешен, особенно с учетом добровольного отречения от власти сёгуна Токугава Ёсинобу.

В ходе войны было много кровопролития, однако одна трагедия особо выделяется на общем фоне. В ополчение клана Айдзу, выступавшее за сёгунат, входил отряд «Белых тигров», набранный из сыновей самураев в возрасте от 15 до 17 лет. Во время боя за родной город Айдзу-Вакамацу, состоявшемся в октябре 1868 года, два десятка подростков из отряда «Белых тигров» оказались отрезанными от основных сил своего клана. Увидев дым над замком, они решили, что их город уже захвачен врагами. Как настоящие самураи они использовали свои короткие японские мечи вакидзаси для выполнения старинного обряда харакири. Как выяснилось позже, дым был истолкован подростками неправильно — битва за город еще не была закончена.

Комментировать статью могут только зарегистрированные пользователи. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь

Зачем гости из провинции Сацума прошли крестным ходом до Ганиной Ямы

Про нападение японского фанатика на будущего российского императора Николая II написано довольно много, и, казалось бы, добавить к известным фактам нечего – если бы сама жизнь не дописала давнюю историю. Тем не менее, напомню, что произошло 127 лет назад. По традиции, все наследники российского престола перед вступлением на трон должны были совершать большие путешествия по миру, знакомясь с традициями и обычаями самых разных народов – чтобы, став монархами, могли лучше отстаивать интересы России. В этих многомесячных путешествиях их сопровождали известные ученые своего времени. Не стал исключением и будущий император Николай II.

Спасительная трость греческого принца

Цесаревича в путешествии сопровождали руководитель путешествия генерал-майор свиты князь Владимир Барятинский, флигель-адъютант князь Николай Оболенский, князь Виктор Кочубей. Для написания книги о путешествии к свите был прикомандирован чиновник Министерства внутренних дел князь Эспер Ухтомский. Пятнадцатого апреля 1891 года русская эскадра из шести кораблей во главе с крейсером «Память Азова» прибыла в порт Нагасаки. Ранее экспедиция посетила Египет, Красное море, Аден, Индийский океан, Индию, Цейлон, Сиам, Яву, Сингапур и Китай.

Двадцать девятого апреля цесаревич Николай и греческий принц Георг I в сопровождении японского принца Арисугавы с многочисленной свитой на сорока повозках отправились на экскурсию в город Оцу на берегу озера Бива. Встречая именитых гостей, жители выстроились вдоль следования процессии, махая флажками и фонариками. Из-за узости улочек конные повозки заменили рикшами. Делегацию охраняли полицейские, которые по этикету должны были всегда обращаться к августейшим особам лицом. Из-за этого охранники слишком поздно заметили, как один из полицейских неожиданно бросился к цесаревичу Николаю и нанес ему удар саблей по голове. Вот как сам цесаревич описывал происшествие в письме к матери: «Не успели мы отъехать двухсот шагов, как вдруг на середину улицы бросается японский полицейский и, держа саблю обеими руками, ударяет меня сзади по голове! Я крикнул ему по-русски: что тебе? – и сделал прыжок через моего джен-рикшу. Обернувшись, увидел, что он все еще бежит на меня с поднятой саблей. Я со всех ног бросился по улице, придавив рану на голове рукой. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны…»

Греческий принц Георг, ехавший за наследником, бросился к преступнику и тростью отразил очередной удар сабли. Затем на нападавшего бросился рикша цесаревича Мукохата Дзисабуро и рикша греческого принца Китагаити Ититаро, который ударил преступника по шее и спине, обездвижил его и передал начальнику охраны русской свиты.

Рикшам – по Анне на шею

Царевичу на месте оказали первую помощь, сделали перевязку и доставили его в дом хозяина галантерейного магазина, бывшего поблизости. После подробного медицинского осмотра и перевязки пострадавшего отправили в больницу в Киото, где ему наложили швы. Раны оказалось две – обе около десяти сантиметров длиной, были повреждены кости черепа. После этого российского императора всю жизнь мучили сильные головные боли.

По словам князя Ухтомского, сразу же после покушения цесаревич Николай стал всех успокаивать и просить не волноваться: «Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие!» На следующий день из Токио в Киото с личными извинениями срочно прибыл японский император Мэйдзи. Инцидент вызвал волну раскаяния по всей Японии, в адрес наследника российского престола было получено более 20 тысяч телеграмм с извинениями и соболезнованиями и множество подарков. Полицейского Цуда Сандзо, совершившего нападение, судил Верховный суд. Император Мэйдзи издал специальный указ «Об особой процедуре рассмотрения дел, касающихся сферы дипломатии», поддержанный большинством членов правительства, приговоривших преступника к пожизненным каторжным работам.

В день рождения цесаревича Николая шестого мая на фрегат были приглашены рикши, благодаря которым наследник престола был спасен. Он лично наградил их орденами святой Анны и передал каждому в награду полторы тысячи долларов, кроме того, до конца жизни им назначена пенсия в пятьсот долларов в год.

Никаких дипломатических последствий это покушение не имело, не считая того, что в русском языке с тех пор появилось ругательство – «Японский городовой», означающее коварного непредсказуемого и вероломного человека.

«Единственный японец, которому можно доверять»

Давняя история о нападении на будущего российского императора нашла неожиданное продолжение спустя 124 года. В 2019 году в Екатеринбург на Царские дни прибыла делегация с острова Кюсю японской провинции Сацума во главе со старейшинами. Целью визита потомков самураев князя Сацумы было отдать долг чести своего князя, когда-то бывшего большим другом цесаревича Николая. Облачившись в традиционные самурайские одежды, с наточенными как бритва катанами и в традиционных туфлях таби, которые позволяют передвигаться почти беззвучно, японская делегация в полном составе присоединилась к крестному ходу в память святых царственных страстотерпцев, который в ночь на 17 июля традиционно проходит от Храма на Крови до монастыря на Ганиной Яме. На Ганиной Яме самураи выразили благоговейное почтение памяти последнего русского императора и членов его семьи, возложив цветы к их памятнику. И лучшей истории об уважении, благородстве и дружбе, пережившей время, трудно было придумать.

Вот что японский гость, президент организации «СацуРо» («Сацума – Россия»), Акахори Норио рассказал тогда моему другу и коллеге Светлане Ладиной:

– Шестого мая 1891 года цесаревич на один день приехал в Кагосиму, где, выполняя приказ императора Мэйдзи, его приветствовал 29-й предводитель нашего клана Симадзу Тадаёси. По записям того дня мы знаем, что наследник российского престола делал в тот день. Он написал в своем дневнике, что его встретили в Кагосиме очень тепло, и он был этому очень рад. Он был там всего лишь один день, а после этого поехал в Киото. Пока он был в пути, произошло неприятное происшествие: полицейский нанес ему удар.

Когда произошел этот инцидент, правительство и народ Японии очень переживали. Примерно за тридцать лет до того в Японию приехал англичанин. Там тогда проходила процессия, и он помешал ей тем, что ехал на своей лошади. По японским законам того времени, если человек мешает движению, его можно было убить. Сначала его вежливо попросили отойти, но этот англичанин совершенно не знал японского языка и ничего не понял. Так как в Сацуме все население составляют самураи, они этого англичанина, нарушившего японские традиции, просто убили. Когда это случилось, самурайское правительство очень испугалось и приказало горожанам выдать убийцу. Аналогичное требование выдвинуло правительство Ее Величества. После этого Япония стала утверждать, что все сделано по закону. В ответ англичане затопили корабли, которые были в Сацуме, что причинило большой ущерб провинции, а правительство Японии выплатило Британии внушительную компенсацию.

В случае с цесаревичем Николаем ситуация была иной: он приехал по приглашению императора. Поэтому Министерства иностранных дел Японии и России обеспечивали безопасность этой поездки. Япония гарантировала безопасность, однако произошел этот инцидент. Человек, который нанес удар, не был террористом, он был простым полицейским.

Когда 29-й князь провинции Сацума Симадзу Тадаёси узнал, что Николай II был ранен, он поспешил в Киото, чтобы его навестить. Тогда не было ни самолетов, ни поездов, ни машин. Он преодолел 750 километров до Киото на коне за три дня в самурайском обмундировании, с самурайским пучком на голове. Николай очень удивился его приезду и написал в записях, что князь Симадзу Тадаёси – единственный человек в Японии, которому можно доверять. Когда мы об этом узнали, то решили, что об этом нужно рассказать всем людям, которые живут в провинции Сацума. Идея отдать дань уважения памяти дружбы нашего князя с будущим российским императором была делом чести для нас и для всей Сацумы.