Содержание:
Олег Погудин: Я не молюсь со сцены
Не было никаких страданий
– Вы с отличием окончили актерский факультет Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК), стажировались в США в Театральном центре им. Юджина О’Нила и все-таки театральным подмосткам предпочли амплуа певца. Почему?
– В моем случае творческий талант выражен настолько предельно, что сделать выбор было легко. Свою карьеру я начинал совсем молодым человеком. По тем чувствам и эмоциям, которые мне удавалось вызывать в аудитории, по решению задач, которые я перед собой ставил, в том числе задач философских и сущностных, ничего другого быть в моей жизни и не могло.
Вообще, со мной все происходило так, как должно быть в идеальных обстоятельствах художественного делания: красиво, совершенно (в смысле всемогущества), внешне легко. Не было никаких страданий. Собственно поступал я в театральный вуз на музыкальный курс. Театром заболел именно там. Получил очень качественную актерскую школу.
Без лишней скромности могу признаться, что таких исполнителей, как я, которые хорошо поют и хорошо актерски образованы, на эстраде немного. Сейчас чуть больше, чем было в 90-х годах, когда я начинал концертную деятельность, но и до сих пор мало. Я быстро понял: если останусь в театре, то все, что буду там делать, останется блеклым подобием того, что я на самом деле могу дать.
– Вы упомянули, что актерское мастерство многое дало вам как исполнителю романсов. Что именно?
– Вообще, актерское делание нужно смотреть, а не говорить о нем. Среди обывателей бытует мнение, причем не безосновательное, что любого можно выпустить на сцену, пусть только текст выучит, и вот он уже работает. Больше скажу, подобные вещи иногда пропагандируют и режиссеры, чем девальвируют профессию, если не сказать профанируют.
А между тем, передать логику действия, логику человеческих отношений, поставить задачу, выполнить сверхзадачу (все это есть в хорошем материале) – далеко не все умеют. А актерское мастерство позволяет понимать то, что делаешь, хотя бы на уровне текста. Давайте сразу исключим тех, кто использует в песне два-три слова, именно это сплошь и рядом происходит в области поп-культуры. Но даже в этом случае окажется, что огромное количество певцов, которые обращаются к достойному материалу, не справляются с ним на уровне текста.
Получается, вроде бы человек успешен, собирает огромные залы, беспрерывно появляется на федеральных каналах, но если обращается к материалу, который требует таланта, культуры и понимания, оказывается совершенно беспомощным и неинтересным. На выходе – лучше послушать соседа, который умеет брать три аккорда на гитаре, но поет с чувством и пониманием.
Знаете, чем совершенно бесценен русский театр и система Станиславского? Тем, что актер из обслуживающего персонала, обслуживающего запрос публики на развлечение, превратился в священноделателя, а сам театр стал областью высокого делания.
Такое понимание продолжается с середины XIX столетия, если говорить о Щепкине и тех великих актерах и артистах, которые эту философию впервые сформулировали. Вплоть до 90-х годов XX века сохранялась идея театра как служения. Эта позиция очень важна, во всяком случае для меня. Если бы я наблюдал театр таким, какой он есть сейчас, я в ту сторону даже не двинулся бы, потому что для мужчины, честно говоря, постыдно заниматься исключительно развлекательством.
В музыке необходимо предъявить то, чем ты владеешь
– Почему постыдно?
– Это прозвучит категорично, но есть люди невероятно одаренные, в том числе актерским талантом. Им в любом случае необходимо идти на сцену. Хочется пожелать им, чтобы рядом с ними были достойные педагоги и режиссеры, которые оценят талант и употребят его для чего-то серьезного.
Но большинство в театре – люди случайные. У них могут быть данные, какой-то уровень одаренности, но они гораздо лучше реализовались бы в другой области.
У меня есть знакомый. Он успешен и на эстраде, и в театре, и в кино. Однажды он вдруг сказал: «Ну почему я не учился на врача? Я бы занимался достойным делом!» Понимаете, чем больше талант, тем больше запрос у человека к самому себе: а тем ли я занимаюсь?
Театр – вещь абсолютно эфемерная. Вот что-то произошло на сцене и ты это ощутил. Но это было и прошло, это мимолетно. И в этом смысле отношение к театру как к служению разумному, доброму, вечному – спасительно для человека, у которого в жизни есть серьезные запросы.
Другое дело, что такого рода запросы сегодня нивелируются, а в театре это происходит в первую очередь.
Музыка – совсем другое дело и совершенно не развлекательство. В музыке необходимо предъявить предмет искусства, профессию и то, чем ты владеешь. Если в пьесе выучил текст, правильно-неправильно сказал его на сцене, то спектакль не прекратится. Люди могут быть разочарованы, но все произошло. А вот выйти с песней и не спеть, выйти в балете и не станцевать, выйти в концерте и не сыграть на музыкальном инструменте – это что-то невозможное. Профессия и мастерство здесь имеют четкие критерии, и совершенно определенно проявляется: хорошо или плохо ты это делаешь.
– Наверняка вы не сразу пришли к тому, что музыка – это служение. Когда это произошло и почему вы именно так стали относиться к тому, чем занимаетесь на сцене?
– Я философствую только в разговоре, как например сейчас с вами. На сцене я не занимаюсь оценками искусствоведческого или философского плана. Артист отличается от ученого, философа и проповедника тем, что занимается искусством, а все остальное рождается из того, что он делает.
Но отношение к пению как к святыне для меня было характерно всегда. Я никогда не любил кривляться, подражать и делать пародии на кого-то. Для меня это было мучительно, даже когда я учился в театральном институте и нас просили предъявить (пародировать – было совершенно неприличное у нас слово) кого-то из известных исполнителей и артистов.
Я профессионально на сцене с детского возраста. Профессионально в том смысле, что даже получил первые гонорары за выступления в Детском хоре ленинградского радио и телевидения, будучи еще ребенком, в 9 лет. Как солист я выступал на самых серьезных площадках Петербурга, много гастролировал, в том числе за рубежом. У меня были замечательные педагоги, и серьезное отношение к профессии появилось с детства, когда об этом сам так еще не рассуждаешь.
– То есть без всякой рефлексии?
– Рефлексии, может, и были, но очень детские.
Мое крещение было чисто художественным актом
– В своих интервью вы рассказываете, что крестились в 1988 году и неожиданно. Произошла ли в этот момент какая-то перемена ума? Вы стали иначе относиться к привычным вещам, в том числе к музыке, которой занимались?
– Никакой метанойи совершенно не было ни в смысле покаяния, ни в смысле изменения отношения к миру. Мое крещение было чисто художественным актом. Но я понял это много позже. 22 декабря 1988 года мне исполняется двадцать лет, и вдруг я думаю про себя: «Мне 20 лет, а я не крещен». На этом все. Я просто пошел в собор, уговорив покреститься вместе со мной еще двоих сокурсников. Но надо понимать, что это было время…
– Тысячелетие Крещения Руси…
– Вот это ну никак на меня не повлияло и прошло мимо. Тогда еще при крещении требовали паспорт и, несмотря на совершеннолетие, сообщали о факте по месту работы родителей. Другое дело, что это уже не влекло никаких репрессий. Антирелигиозная пропаганда остановилась, но не отменилась, поэтому были проблемы на уровне разбирательства комсомольской организации… Но это были мелочи. Мое крещение было исключительно актом по вдохновению, движением свыше.
Уже в середине 90-х, когда я стал церковным человеком, то наблюдал словесные баталии о том, как можно приходить к Богу и как нельзя, что хорошо и плохо, в смысле качественно. Огромное количество молодых людей хлынули в Церковь, а некоторые даже отдали свои жизни Церкви.
Споры, осмысление, желание подвига и правды, святости были настолько искренними и мощными, что и обсуждения были не менее горячими: Как относиться к профессии? Можно ли быть актером? Можно ли работать постом? Если работаешь в пост, что можно или нельзя петь?
Я в Церкви уже больше двадцати лет, с 1994 года, и главное, что я усвоил – прежде всего надо любить людей, а все остальное приложится.
– Вы крестились в 1988 году, а в Церкви с 1994 года?
– Да, между таинством крещения и первым причастием прошло шесть лет. Это было время мучительных переживаний об исповеди, о том, чтобы это было честно. Понимаете, у нас сейчас есть все: огромное количество богословской литературы, труды святых отцов, наконец, интернет. Набрал в поисковой строке любой вопрос и через секунду получил ответ.
В 1988 году не было ничего, кроме имкапрессовского Евангелия на папиросной бумаге. Не было ни текстов святых отцов, ни Добротолюбия, ни Закона Божия, ничего, даже первый молитвослов мне много позже подарил духовник. Но девяностые – это было время, которое я ни за что не отдам.
– Кто ваш духовник, где он служит?
– Мой духовник иеромонах. Но имени его называть я не стану, как и говорить, где он служит. Думаю, вы понимаете, что область моей деятельности – это область довольно страстная. Увы, встречаются не совсем адекватные почитатели, которые реально могут испортить жизнь не только мне, но и моим близким, а также тем людям, которые не защищены. Священник же обязан принять исповедь у любого, любого страждущего принять. Другое дело, что далеко не все приходят в храм с адекватными намерениями.
Мое воцерковление происходило в монастырях, хотя я никогда не был ни послушником, ни трудником. Духовник воспитывал меня своей жизнью, отношением к миру, тем, что он делал или, напротив, не делал, тем, что благословил или запретил. Во всем он предъявлял Евангелие и Спасителя. Знаете, даже не слово было главным в нашем общении. У моего духовника всегда очень короткие проповеди. И это не столько пояснения к евангельским текстам, сколько пояснения обстоятельств, в которых мы находимся, и как в них, с его точки зрения, нужно себя вести.
Главное, что на каждого человека он смотрит с любовью и одновременно твердо следует традиции. Мне кажется, что в его отношении к людям есть отчасти и художественное делание.
– А как духовник относится к вашей профессии и творчеству?
– Положительно, но ни на одном выступлении не был. Сейчас сплошь и рядом монашествующие посещают самые разные светские мероприятия, а мой батюшка человек образованный, причем в самых разных областях, но зрелищные мероприятия не посещает, потому что монаху это не полезно.
– Но духовник все-таки повлиял как-то на ваше амплуа?
– Когда я воцерковился, мне было двадцать пять лет. Я пришел в Церковь состоявшимся артистом с большим багажом, которым я владею и сейчас. У меня был разнообразный репертуар: дореволюционный, советский. Впрочем, советский репертуар советскому рознь. Песни Булата Окуджавы, например, хронологически советский репертуар, а содержательно – категорически нет, он строго антисоветский. По духу и в дореволюционное время были песни сомнительного содержания, а иногда даже и отвратительного. И я их для себя отсекал. В то же время в советский период были созданы гениальные песни, например, «Темная ночь». В любые времена можно воспитаться от этой песни.
Но не так важно, когда создана песня, важнее, как она исполнена. Если актер серьезно относится к своему деланию, то он должен все свое мастерство использовать в собственном труде, он обязан предъявить зрителю и историю героя, и обстоятельства его жизни, даже телом, а не только голосом сделать это. И я делал. И если духовник как-то повлиял на меня, то исключительно опытом своей жизни.
Для меня музыка романса стала абсолютной ценностью
– В вашем репертуаре более 500 произведений. В большинстве своем это лирические песни и романсы. Почему именно они?
– В случае с человеком, которому дан дар, уровень нравится – не нравится – это не бытовой уровень. Это не выбор между розовыми обоями и красным потолком. Как у каждого человека, у меня есть определенные склонности. Что-то мне близко, что-то влечет, а что-то получается. В этом как раз и проявляется талант, которым мы наделены от Бога.
Мне было лет девять, когда среди прочего музыкального материала, которого было в изобилии, я начал выделять песни и настоящих исполнителей, тогда еще активно гастролировавших – таких как Клавдия Шульженко, Анна Герман, Муслим Магомаев. В романсах и лирических песнях часто описаны обстоятельства, исключающие хэппи-энд, но при этом требующие веры, любви и надежды. За невероятной красоты мелодии, при этом очень доступные, за искренние, простые и эмоционально наполненные тексты я и полюбил романсы и лирические песни.
Чтобы полюбить музыку Чайковского, Прокофьева или Шостаковича, нужно быть зрелым человеком, обладать знаниями, умениями и определенным качеством таланта, ну то есть чем-то сложнее «нравится – не нравится». Романс великолепен и заслужил свое место в народной любви тем, что он красив и абсолютно доступен. Но чтобы его исполнить, чтобы он отозвался в слушателях, нужно быть мастером.
В моем случае не нужно было какой-то особой формулы. Эта музыка изначально попала на хорошую почву и начала во мне развиваться. Я понимаю, что не каждому второму юноше и даже не каждому десятому нравится русский романс, но со мной было именно так. Для меня музыка романса стала абсолютной ценностью.
– Романс – камерный жанр и в каком-то смысле умирающий. Поэтому я не удивилась, когда в публикациях о вас встретила выражение «певец, возрождающий романс».
– «Возрождающий» – это оценочная категория. Я работаю в этом жанре и делаю это на хорошем уровне. После меня будет еще кто-то. Но я не согласен, что романс жанр умирающий. На заре моей карьеры можно было говорить о реанимации и возрождении, потому что тогда было мало исполнителей романса. Сейчас – пруд пруди, десятки, если не сотни хороших и плохих исполнителей.
Много лет назад продюсеры отмахивались и говорили мне: «Ну что это такое, да на ваш романс никто не придет». Однако без рекламы, без телевидения я собираю полные залы по всей стране. Романс востребован, им можно заработать где угодно – хотите на Первом канале, хоть в каких-нибудь «Звездах».
Романс – это правильное музицирование. Да, под него нельзя устроить дискотеку.
Романс – классический жанр. Чтобы ему соответствовать, нужно что-то уметь, понимать, нужно затратиться, но именно затрачиваться в наше время не любят. Люди хотят получать не затрачиваясь, но на то и нужны школы, родительское внимание, учителя, тренеры, наставники, чтобы желание только развлекаться перешло в какое-то достойное делание.
– Но это умирающий жанр в том смысле, что он ничем не подпитывается. Новые романсы не сочиняются.
– Скажите, а умирающий ли жанр – песни Шуберта? Можете не задумываться, конечно, не умирающий, в особенности для немецкоязычной аудитории. «Зимний путь» и «Прекрасная мельничиха» будут исполняться столько, сколько будет стоять культура и европейская цивилизация. Это же касается произведений Чайковского, Рахманинова и Глинки и русского городского романса в лучших его достижениях и представителях.
Надо признаться, что романс – не всегда продукт высшего качества, и в городском романсе много мусора. Даже Чайковский писал свои романсы часто на весьма посредственные тексты, но музыка у него гениальная. И тем не менее, есть действительно выдающиеся произведения: то же «Утро туманное» или «Отцвели хризантемы». Я убежден, что эти шедевры останутся.
И не соглашусь, что сегодня не создается новое. Сейчас романсы сочиняются направо и налево, и часто это некоторая реминисценция, компиляция, взгляд в прошлое. Ну, а как вы считаете, опера умирающий жанр? Нет. А сочиняют ли оперу в том старинном смысле, когда был расцвет жанра, совпавший с расцветом городского романса? Я не говорю о Беллини или Россини, я говорю об эпохе Пуччини, Верди – она хронологически совпадает с периодом расцвета русского городского романса. Оказывается, что и опера – не умирающий жанр, хотя такие оперы сейчас не пишут.
Понимаете, романс – жанр свершившийся и завершившийся. Это уже наследство. Романс не новость, конечно. Новость – это его исполнение. Так же как и Чехов – не новость. Но всякий раз, когда талантливо поставлен и предельно сыгран Чехов, тогда это новость, это счастье. Как, впрочем, и Шекспир, живший 500 лет назад.
Я не молюсь со сцены
– Какое место в вашем репертуаре занимает программа «Молитва» на стихи иеромонаха Романа, как вписывается?
– Точно так же вписывается, как и песни Окуджавы. Песни иеромонаха Романа (Матюшина) – это в некотором роде романс. Надеюсь, он на меня не обидится за эти слова. Но это та же городская песенная традиция, та же открытая, предельная, ничем не защищенная исповедь сердца. Это исповедь лирического героя, как и романс. Впрочем, есть здесь качественная разница. Если романс – это любовные песни, то песни отца Романа – это произведения, в которых есть выраженная философская и религиозная доминанта.
– Вам не страшно молиться со сцены? Не страшно быть таким незащищенным?
– Всегда страшно. Это и есть часть профессии.
Как раз в программе «Молитва» я гораздо больше защищен, потому что в этих песнях выстроены очень точные моральные границы. В них ты прав по определению: со всеми своими грехами и прочими проблемами, и то, что делаешь – это правильное делание. В романсе лирический герой может творить самые разные вещи, и те, которые могут быть предосудительны.
Но я не молюсь со сцены. Здесь я сам провожу очень четкую границу. Молитва в храме – это молитва в храме. Даже когда в академическом зале выходят хоры и исполняют литургическую музыку, для меня это серьезное испытание.
Если я слышу в концерте Евхаристический канон, начиная от Херувимской и до конца, то часто не знаю, как себя вести. Если такое случается, я закрываю глаза и нахожусь как бы не здесь, не в концертном зале.
Песни отца Романа, которые я отобрал для себя и своей программы, они о человеке, о его сердце, о поиске Бога и о любви к Богу, о неустроенности человека в этом мире, о желании, как сказано в Писании, «не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем». При этом я предполагаю, что в зале присутствуют мои единомышленники, люди церковные, которые этими же вопросами задаются и хотят услышать о Боге.
Творчество отца Романа – это своего рода проповедь. Но лично я не занимаюсь проповедью. Я занимаюсь художественным деланием. Проповедь здесь вторична. Она прикладывается содержательно к этим красивым, искренним, мелодичным и в то же время абсолютно доступным песням.
Не нужно быть музыкантом, академиком музыки, чтобы эти песни полюбить и присвоить.
– В одном интервью вы сказали, что просили благословения у отца Романа на их исполнение, почему вам было это важно?
– По одной-единственной причине, потому что отец Роман их блестяще исполнял сам. Не очень хороший эпитет, наверное, но он исполнял их совершенно. Не было необходимости что-то к этому добавить. Впрочем, меня в этом переубедили, в том числе и сам отец Роман. Наконец, у живущего автора мы всегда спрашиваем разрешение на исполнение его произведения. В нашем случае необходимо было получить именно благословение, поскольку отец Роман монах.
Здесь есть еще один нюанс. Будучи монахом, он обязан исполнять свои песни бесстрастно. Я не монах, не священнослужитель, поэтому могу приоткрыть ту сторону, которая в песне присутствует, но отцом Романом сознательно скрывается. Его песни – это история мятущейся человеческой души, которая не находит покоя, которой необходимо высказаться и получить ответ ласковый и не исключительно духовный, но и душевный, эмоциональный.
Мне почти 50 лет. Из них на сцене я почти 40 и сейчас могу давать какие-то оценки. А когда начинал исполнять песни отца Романа, все это было на уровне вдохновения, наития.
– Программу «Молитва» вы исполняете только Великим постом, почему?
– Это связано с содержанием песен. Первое отделение – чудесное переложение на русский язык с вкраплениями славянского песнопений Великого поста. Это такое чудо, когда понимаешь красоту богослужения, когда присутствуешь на нем и испытываешь восторг от дивных богодухновенных слов, при этом через песни ты можешь эту красоту и богатство донести до людей, которые не бывают в храме, не понимают церковнославянский язык или не считают необходимым его сохранять.
В этом смысле артист оказывается помощником, транслятором. Ну как объяснить человеку, что кроме рационального восприятия, есть эмоциональное? Как доказать, что красота иногда является гораздо большим аргументом, чем умопостроение? В песнях отца Романа все это предъявляется. На сцену выносится красота богослужения, но все-таки не в литургических песнопениях, а в талантливых до гениальности пересказах. Это бесценно. За это я благодарю и низко кланяюсь отцу Роману.
– А как публика реагирует?
– Понимаете, у меня не бывает формального отношения к работе. Даже ошибки, которые я допускаю, честные и оплачены моей эмоциональной выкладкой. Я не выхожу на сцену с холодным носом, как говорят актеры, не выхожу на сцену пустым, равнодушным. Я этого не позволяю себе никогда, потому что живу по принципу: ты должен отдавать себя.
Я взаимодействую со своими слушателями в процессе своей работы. Любой артист с большим опытом подтвердит вам мои слова, что, выходя на сцену, чувствуешь и понимаешь реакцию зрителей на уровне дыхания. Равно как ты чувствуешь, правильно ли ты существуешь или нет. Точно так же ты чувствуешь, востребовано твое творчество публикой или нет.
Я очень честно отношусь к тому, что делаю. В этом отношении я счастлив, потому что абсолютно на своем месте. Для меня петь – это потребность, почти как дышать. Это мое естественное существование.
Татьяна Аввакумова — «Выйди скорей к моему роднику. »
Я вспоминаю слова, произнесённые одной православной англичанкой, монахиней: «Я верю, что Бог открывает нам Свою красоту через творчество окружающих нас людей». Думаю, эта верная мысль могла бы стать эпиграфом к тому, чем хочу поделиться с читателями «Русского Дома».
…На дворе начало 90-х. Время бурное, тяжкое. В умах и душах людей — одновременно мёртвая зыбь и смятение. Но возрождается Православие, наша духовная опора. Вместе с коллегой, главным редактором «Радио-Кинешма» Э.П.Дановой, сидим в нашей наглухо изолированной от всяческих посторонних шумов студии и слушаем записи песнопений иеромонаха Романа (Александра Матюшина). Их привёз нам из столицы один из наших авторов для новой радиопрограммы «Свет Православия». Слушаем, вдумываясь в каждое слово песен: «Ликует Рим в языческом веселье…», «Что ты спишь, восстань, душе моя», «Гора Голгофа», «Отойди, отойди, грусть-печаль…», «И Млечный Путь, и кроткий полумесяц…».
Ах, оставьте, не нужно тревожить
Эту воду у мокрых обочин,
Лужи спят на раскисшем ложе
И, конечно, мечтают о большем.
В их мечтах одинокий месяц,
Капли звёзд, придорожные кущи.
И никто до утра не месит
Сапогами больные их души…
Точно сказал о талантливейшем духовном поэте и исполнителе своих песен иеромонахе Романе наш выдающийся русский писатель В.Г.Распутин — «такое родное имя».
Действительно, за минувшие десятилетия песни и стихи о. Романа стали родными для сотен и тысяч наших соотечественников и людей, живущих за пределами России. Они помогли и продолжают помогать обретению веры в Бога, укрепляют духовно, споспешествуют воцерковлению людей. Они полны трепетной, нежной любви и непреходящей тревоги за православную Русь. Обращены к самой великой драгоценности на свете — душе человеческой. Сказал Спаситель: Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16, 26). Вот этой правде Христовой и служит духовная поэзия иеромонаха Романа.
Это счастье, что к творчеству о. Романа в 90-е годы обратились совсем 
ещё молодые талантливые исполнители. Среди них — замечательный лирический певец, которому высокий жанр русского романса доверил свою сокровенную тайну, Олег Погудин. Теперь он уже Заслуженный артист России. В отличие от безстыдства и пошлости, заполняющих современное эстрадное пространство, его творчество носит духовно-просветительский, миссионерский характер. Это как будто культурное служение, как и у некоторых других исполнителей, среди которых хочется назвать землячку Олега Погудина петербургскую певицу и автора песен на стихи иеромонаха Романа Ирину Скорик. Сказал в своих стихах о. Роман:
…Двум Господам служить
никак нельзя.
Искусство тешит ветхое
творенье,
А Творчество взывает
к обновленью.
Искусство — идол,
творчество — стезя.
«Мне кажется, что настоящий художник должен стремиться к духовному. И хотя искусство — область душевного, ориентиром в нём должен быть дух… Тогда творчество обретает смысл», — такова творческая позиция православного певца Олега Погудина.
Его дорога к Богу имела свои особенности. Певец не раз рассказывал об этом по просьбе журналистов. Неистребимую жажду веры испытывал он с младенчества. Господь позвал его к Себе, когда Олегу исполнилось 20 лет, он был студентом Ленинградского института театра, музыки и кинематографии. В знаменательный год тысячелетия Крещения Руси он принял Таинство Крещения. В это счастливое время, называемое вторым Крещением Руси, в Церковь вливались всё новые люди. Атмосфера духовного возрождения способствовала воцерковлению людей разного возраста, особенно молодёжи, детей. Это произошло и с Олегом Погудиным: первая исповедь, встреча с Книгой книг — Святым Евангелием, осознание глубокого смысла и цельности жизни по заповедям Христовым. В своих интервью, отвечая на вопросы журналистов о вере, Олег Погудин говорит: «В Церковь я действительно пришёл, как к себе домой, слава Богу… А Евангелие — это просто счастье. Вот ты открываешь книгу и понимаешь, что всё в ней правда и что эта правда настолько прекрасна, что ради неё стоит жить и к ней стоит тянуться». Его воцерковление связано со Свято-Троицкой Александро-Невской Лаврой, Святогорским монастырём — пушкинскими местами, с Псковщиной.
У певца много наград. За подвижническую певческую и духовно-просветительскую деятельность его не раз отмечала Русская Православная Церковь, но об этом, будучи человеком скромным, он говорит скупо и неохотно.
За годы творчества О.Погудиным созданы несколько десятков талантливых программ, в том числе в жанре романса. И есть в репертуаре вокалиста программа, особенно духовно близкая и ему самому, и его многочисленным почитателям. Эо программа «Молитва», состоящая из духовных песнопений иеромонаха Романа.
В одном из интервью О.Погудин так рассказал о первой встрече с песнями о.Романа, о возникновении программы «Молитва». Изначально он услышал его песни в начале 90-х в исполнении Жанны Бичевской, а затем познакомился и с самим о. Романом.
Полюбил его песни, пел их среди знакомых, друзей. Они попросили записать их. Олег не хотел этого делать без благословения о. Романа. И вот состоялась их встреча. Отец Роман благословил певца записать его песни и петь их со сцены. Олег сначала возражал, говорил, что со сцены петь их не будет. Но о. Роман, рассказывает Олег, «резко прервал меня, осенил большим крестом и сказал: «Я благословляю вас петь на сцене»». Это произошло в 1996 году.
В 1997 году вышла кассета с записью девяти песен иеромонаха Романа в исполнении О.Погудина. Мне посчастливилось приобрести эту теперь уже раритетную запись в церковной лавке Свято-Николо-Шартомского монастыря, расположенного неподалёку от Шуи в нашей Иваново-Вознесенской и Кинешемской епархии. Через 10 лет певец выпустил компакт-диск «Молитва».
Мы неоднократно беседовали с Олегом Погудиным во время его гастролей в Иванове о его духовно-просветительской программе «Молитва»: «Для меня это всё-таки программа, может быть, кто-нибудь удивится или огорчится из-за этого, для меня первое отделение — это плач, вот просто безостановочный плач, как у пророка Иеремии или святого Андрея Критского. А вторая часть — это счастье человека быть с Богом, исповедание счастья Богообщения».
Песни о. Романа — это всегда соединение слова духовного и мыслительного, образного, проповедующего глаголы вечной жизни (Ин. 6, 68). В полной мере разделяю мнение певца о том, что исполнение и восприятие песен о. Романа — это ещё и счастье встречи с невыразимой музыкой церковнославянского языка. Как, например, в одном из его любимых стихотворений «На реках Вавилонских» — поэтическом переложении 136-го псалма:
Это песня пленённых, гонимых врагом,
Преисполнена горя и стона.
На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом,
Внегда помянути нам Сиона.
И рыдают сидящие у чужих берегов:
— Путь, которым ведут, как ты страшен!
И в молчаньи на вербиих посреде его
Обесихом органы наша…
Каждый год Великим постом на протяжении почти двух десятков лет Олег Погудин исполняет программу «Молитва» в родном Петербурге и в Москве.
Олег Погудин сделал очень глубокую духовно-художественную программу, в ней выразились скорбь мятущейся души и слёзы искреннего покаяния, желание очищения через Божию Любовь и Правду, великая радость воссоединения со своим Творцом и Спасителем. Весь концерт был пронизан светом Надежды.
Знаковое начало. Певец в белой рубашке. Читает знаменитую пушкинскую молитву: «Отцы пустынники и жены непорочны…» (поэтическое переложение великопостной молитвы св. Ефрема Сирина). Со слов «Владыко дней моих! дух праздности унылой, любоначалия, змеи сокрытой сей, и празднословия не дай душе моей…» переходит на пение этого романса на музыку А.Даргомыжского. Затем уже в тёмной одежде исполняет покаянные песнопения о. Романа: «Пост с молитвой сердце отогреет…» (Великий канон св. Андрея Критского), «Что ты спишь, восстань, душе моя», «На реках Вавилонских», «Иерусалим», «Гора Голгофа»…
Второе отделение концерта певец открыл изумительно красивой песней «Если есть Бог» на греческом языке, затем вновь зазвучали песни о. Романа: «Отойди, отойди, грусть-печаль…», «Отложим попечение», «Туман». А потом — молитвенно-романсовый триптих: «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…» (стихи М.Лермонтова), «Невеста» (муз. Г.Свиридова на стихи А.Блока), «Поручение и молитва» (муз. А.Варламова на стихи И.Болтина). Как прекрасно и мудро соединились эти песни — молитвы о любви земной и небесной, о тайне души.
Финал концерта. Певец вновь в белой рубашке. Звучит-журчит чистый, неиссякаемый «Родник»:
Если тебя неудача постигла,
Если не в силах развеять тоску,
Осенью мягкой, осенью тихой
Выйди скорей к моему роднику.
За родником — белый храм,
Кладбище старое,
Этот забытый край
Русь нам оставила.
Негасимый свет надежды, любви, радования о Господе наполняет душу, ведь именно Бог — неиссякаемый родник и источник живой воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4, 14).
Татьяна Васильевна АВВАКУМОВА, г. Кинешма, Ивановская обл.
Олег ПОГУДИН: ЖАЖДА БОГА
Его называют «серебряным голосом России». Искусство романса в исполнении Олега Погудина обрело новых почитателей и новую жизнь — и это в наше, не располагающее к лирике время. Он рад, что может не разделять себя на человека и артиста и свободно говорить о том, что дорого – и со сцены, и в жизни.Я крестился по вдохновению. Мне нравится это слово — вдохновение, потому что оно имеет буквальное значение и в то же время некоторое отношение к моей профессии. В какой-то момент показалось… вернее, почувствовалось, что нужно идти в храм и креститься. Совершенно не рациональный, не обдуманный порыв. Я тогда даже Евангелия еще не читал, и у меня не было никакого представления о том, какой шаг делаю.
Мне было двадцать лет. Шел 1988 год. Сейчас, если бы я пришел в церковь таким же невежей, со мной бы, наверное, поговорили, предложили бы что-нибудь почитать, что-нибудь узнать о Православии. А тогда все было проще, но и сложнее. Проще, потому что достаточно было прийти. Но сложнее, потому что надо было предъявлять паспорт, тебя записывали, тут же докладывали в соответствующие инстанции, ну, по крайней мере, в институт. Меня все это миновало потому, что в тот год широко праздновалось тысячелетие крещения Руси, да и режим уже обветшал, как я сейчас понимаю.
А вот от крещения до первого причастия у меня прошли годы. Наверное, потому что к участию в таинствах — исповеди, причастии — нужно приходить, в том числе, своим душевным трудом. Этот путь у меня был достаточно долгим — шесть лет. Но потом я как-то сразу, может быть даже резко, воцерковился.
Встреча с Евангелием
Воцерковление произошло благодаря Евангелию. Когда я встретился с этой книгой, у меня произошло постижение мира как системы, очень точной, очень цельной. Мне кажется, что это очень важно — встретиться с личностью Спасителя через чтение Евангелия, молитву. После этой встречи все становится на свои места.
Открываешь книгу и понимаешь, что все — правда и что правда эта настолько прекрасна, что ради нее стоит жить. Собственно говоря, только в этой правде и есть жизнь. Все остальное — то, как мы развиваемся. Если хорошо, то правда сверкает в нас ярче и красивее, если неверно, то плачем и жалеем о том, что этой правды не достигаем. Мне вообще кажется, что нельзя прочесть Евангелие и остаться равнодушным. Сам я был так впечатлен, что очень много, открыто и радостно говорил об этом. Может быть, даже немного чрезмерно, с оттенком проповеди. Сейчас все-таки думаю, что пусть проповедуют миссионеры, а остальным людям лучше проповедовать своим поведением.
То, что есть Евангелие — это просто счастье. И ведь очень простые вроде бы вещи Спаситель говорит: «относитесь к другим так, как вы хотели бы, чтобы относились к вам», «не судите»… И когда я пришел в церковь, у меня действительно было такое чувство, что вернулся домой. Мне кажется, что все эти заповеди нами с детства были впитаны — даже когда это было советское детство. Все-таки основа — тысячелетняя христианская культура — никогда до конца не исчезала. И когда нас воспитывали в богоборческом обществе, понятия о нравственности все-таки были в основе своей христианские. Даже отрицание Бога происходило с использованием христианских терминов, сравнений, сопоставлений.
Поэтому каждый русский человек готов, я уверен, сердцем принять Христа. Это моя глубокая убежденность. Если постараться жить с открытым сердцем, с любовью или хотя бы с милостью к окружающему миру, к людям, очень быстро услышишь и примешь Христа. Если хоть чуть-чуть стараешься других людей любить, мне кажется, невозможно не услышать ту правду, которая написана в Евангелии.
С церковной жизнью сложнее — это путь, подвиг, пусть иногда и совсем маленький, потому что надо себя подвигать, понуждать на какие-то дела. Нужно идти в храм, читать утреннее и вечернее правила, поститься… Это серьезная дисциплина, и когда ты ее нарушаешь, то понимаешь свое несовершенство, свое очень далекое отстояние от Бога, от радости, от счастья, от жизни вечной, и это доставляет… ну, в общем, даже страдание. Когда существуешь в рамках церковной дисциплины, нужно от многих вещей, которые составляют сейчас в нашей жизни важную часть, отказываться. Небольшая беда, но когда это надо делать постоянно, ощущаешь, как это трудно, нужно прикладывать усилия. И я, как многие, а может быть, и больше, чем многие, постоянно претыкаюсь, постоянно нарушаю какие-то правила, и из-за этого жизнь достаточно неровная.
Но несмотря на все эти трудности, приход в Церковь очень изменил меня. Когда встречаешься с вечностью, невозможно оставаться в том же ритме, в котором жил до этого. Очень многое становится неважным. А что-то становится бесконечно важным. Вот над этим бесконечно важным хочется думать и хочется с ним оставаться.
Для меня очень важно то, что я могу не делить себя на человека и артиста и имею возможность говорить о том, что мне дорого, и в обычной жизни, и со сцены. В моем репертуаре песни от начала ХIX и до конца XX века — городской, или, как его еще называют, бытовой романс. Культура этого времени почти вся находится в рамках христианской эстетики и морали, поэтому мне редко от чего приходится отказываться из-за того, что это не совпадает с моими убеждениями.
Но все-таки после воцерковления отбор репертуара стал более жестким. Какие-то произведения не входят в мои программы именно по причине несоответствия христианской морали. Хотя, как правило, очень досадного, глупого несоответствия, — буквально несколько слов, но, как известно, из песни слова не выкинешь, — которые христианину вообще не стоит произносить, тем более на публике. Потому что если ты успешный артист, то люди тебе доверяют и ты несешь особую ответственность за все, что делаешь. Наверное, я стал более серьезным человеком, когда начал жить церковной жизнью. По крайней мере более ответственным, это уж точно.
Счастье в том, что я сам отбираю репертуар и ни с кем не обязан его согласовывать — только с самим собой, со своей совестью.
Совесть — это голос Бога в человеке. Если она здорова, не подавлена самим же человеком или обстоятельствами, то подсказывает совершено точно — что можно, а что нельзя. Мне кажется, что совесть существует у каждого человека с рождения, это потом с ней происходят разные метаморфозы: либо она развивается, либо подавляется, умирает, либо болеет, либо бывает настолько острой, всеобъемлющей, что человек становится светочем для окружающих.
Кроме совести, я думаю, для человека еще очень важно понятие стыда. К сожалению, оно тоже очень склонно к разным метаморфозам. Ну, допустим, если человек нравственно здоров, ему первый раз невероятно стыдно оказаться обнаженным на людях. Потом, когда человек к этому привыкает, он начинает говорить: «это профессия» или еще что-то, потом какую-то философию под это подведет… Бесстыдство, как это ни горько, — свойство нынешней культуры.
На самом деле, несмотря на все самооправдания, каждый из нас внутренне знает, где здесь граница. И какие бы мы ни выдумывали гражданские и прочие законы и нормы, главные законы существования для всех одни. Собственно говоря, они изложены в заповедях. Воровать, говорить неправду, завидовать, клеветать — стыдно.
Наша жизнь сейчас такая… Понятно, бывали времена и хуже: гонения на веру, угрозы жизни, запреты приходить в храм. Наше же время страшно гниением, которое разъедает человека изнутри. И в основе этого гниения бессовестность и бесстыдство — мне все можно и я ни за что не отвечаю. Во всяком случае, в эстрадной жизни это норма поведения. А если нет чего-то, чего стоит стыдиться, то оно еще и выдумается порой, чтобы быть интересными. На самом деле это отчаянное извращение и страшная болезнь, которая может разрушить человека очень быстро. Христианин не может быть бессовестным, христианин не может быть без стыда, и эти два качества души человеческой — совесть и стыд —заставляют вести себя определенным образом.
В моей жизни пока не было каких-то особенно тяжелых испытаний. Честно говоря, я их страшусь. Хотя, конечно, успокаиваю себя тем, что Господь не даст ничего такого, что не смогу вынести. Что касается мелких обид на судьбу, этого, конечно, предостаточно, особенно учитывая род моей деятельности. Артистической природе свойственна амбициозность: посмотрите, какой я, вот я молодец! Поэтому в этом смысле испытаний больше чем достаточно. Но очень часто смиряют обстоятельства: та же усталость, например. Что-то мнишь о себе, а потом вдруг понимаешь, что и не нужно ничего — отлежаться бы, поспать, успокоиться. Иной раз быть в форме на следующем выступлении — вот и вся амбиция.
А когда происходит концерт — это в очередной раз как чудо! Еще вчера ты был совершенно не в силах, а сегодня вдруг все состоялось. В такие моменты как-то особенно понимаешь, что такое милость Божия. Пение — трудная физическая работа. У всех людей, которые живут церковной жизнью, бывают очень точные совпадения личных переживаний с тем, что написано в Священном Писании. Для меня, например, слова «Сила Божия в немощи совершается» — абсолютно понятный и незыблемый факт, потому что это буквально подтверждается в моей жизни, в моей работе.
Отношения с Богом у каждого человека свои. И обязательно есть какие-то моменты, которые невозможно проверить эмпирически, физическим опытом, и о которых очень трудно рассказывать. В том, что происходило со мной лично, не было ничего особенного — никаких сомнений, мучительных поисков. Я начал воцерковляться и сразу почувствовал: мне это очень нужно. Я пришел с открытым сердцем, с желанием Бога, и Господь сразу поставил меня на нужную дорогу. И я не стал сопротивляться.
Так получилось, что один мой сокурсник по театральному институту поступил в духовную семинарию. Мы в нашей компании и до этого много говорили и спорили о вере, о Боге — это были для нас очень важные, серьезные, глубокие темы. Но именно благодаря этому человеку сразу несколько человек с нашего курса пришли в Церковь. Он познакомил нас со своим духовником, и многие из нас до сих пор остаются его духовными чадами. Это открытый и очень достойный человек, ему очень легко довериться. Другое дело, что нелегко самому себе признаться в каких-то вещах, которые недостойны христианина. И еще тяжелее понять, что какие-то вещи придется преодолевать долго-долго, а может быть, всегда.
От священника очень многое зависит. Я много где побывал, и паломничал, и жил в монастыре какое-то время, поэтому понимаю, насколько священник, его личность и поведение могут повлиять на людей, которые с ним встречаются. Есть очень точная старинная русская поговорка: «Каков поп, таков и приход». Одни люди говорят: «Вот мы пришли в храм и не встретили там участия», а другие именно в храме обрели покой и ответы на вопросы. Я отношусь ко вторым.
Для меня самое сложное, труднее всего остального, — любить. Бывают ситуации, когда люди что угодно — борьбу за чистоту веры, за нравственность, за патриотизм (это вообще очень модно) — ставят выше любви. Мы легко раздражаемся, легко раним других — это природа человеческая, падшая природа. Но для того нам и даны знание, книги, Церковь, чтобы иметь возможность прийти в себя. А другого пути… Нет, других путей множество, но ни один из них не приводит не только к счастью, а даже к элементарной радости. Без Христа нет жизни и все вообще теряет смысл. Из того, что я прочел в Евангелии, слова апостола Петра — одни из самых значимых в моей жизни: когда Петр отвечает Спасителю на вопрос, не хотят ли они Его оставить? — «Куда нам, Господи, идти? У Тебя глаголы жизни вечной».
Любовь — суть христианства, и потому обязанность христианина — любить. Я много думал об этом, много читал и много спорил. И все-таки всякие конкретные ситуации меня так же выбивают из равновесия, как и любого другого человека. Всегда тяжело встречаться с несправедливостью, с завистью, с открытой нелюбовью. Но я еще молод и надеюсь, что с годами придет мудрость.
Страшнее и горше другое: то, что я сам завидую, ошибаюсь в людях, бываю высокомерен, и не только не люблю людей той большой любовью, которой требует вера, но иногда и вовсе не люблю. Можно, конечно, сваливать на то, что мир жесток. Но я знаю один очень простой рецепт, который действует безотказно: вспомнить гадости, которые сам сделал. Все очень быстро меняется: если не успокаиваешься, то по крайней мере снижается градус накала раздражения, обиды.
Вот уже около десяти лет Великим постом я выступаю с программой «Молитва», которая состоит из песен иеромонаха Романа (Матюшина), написанных им в начале девяностых годов. Сначала я услышал эти песни в исполнении Жанны Бичевской и был очарован. Они были на пластинке и я так часто ее слушал, что затер до дыр. Вскоре мне подарили кассету
с исполнением тех же песен самим отцом Романом,
и я полюбил их еще больше – все-таки он монах и священник и исполнение его совершенно особенное, от него становится очень радостно на душе. Песни эти я пел дома, иногда среди друзей и знакомых, и меня стали уговаривать записать их.
А потом мы с отцом Романом встретились. Это произошло благодаря моим поклонникам, которые своей энергией часто помогают мне сделать что-то, на что я из-за недостатка времени, из лени или из ложного, наверное, смущения никогда бы не решился. Как бы то ни было, мы встретились, и он благословил меня не только записать его песни, но и петь их на сцене. Я сразу записал кассету, но выйти
с ними на сцену решился только спустя три года. Было немного неуютно: ну как я буду это петь, — он сам все спел замечательно. Но успех первого выступления с песнями отца Романа был настолько мощным, что вся моя нерешительность и сомнения исчезли.
К творчеству отца Романа люди, в том числе и священнослужители, относятся по-разному. Может быть, потому что в дальнейшем у него появились какие-то политические темы, мне они тоже не близки. Ну а в песни «Молитвы» я просто влюблен. В них очень тонкое и одновременно очень понятное сочетание богослужебного славянского языка с современным русским. И для многих людей, еще не вошедших в церковную жизнь, еще не понимающих смысла и особой красоты службы, песни отца Романа — это такой мостик, помогающий войти в мир церковного искусства. Они не требуют какой-то серьезной подготовки для понимания — образования, воспитания, — и в этом смысле похожи на народные песни, романсы.
Правда, от артиста, который их исполняет, они требуют самого сложного — полной отдачи. Потому что если простые песни исполнять безответственно, не утрудняясь, они очень быстро гаснут и блекнут. Если же вкладываться всей душой, гореть в них, то они производят совершенно фантастическое впечатление: в них существует та самая правда, которую ничем не опровергнуть — настоящая жажда Бога.
Погудин программа молитва
| Форум клуба » КОНЦЕРТЫ » Объявления в связи с концертами » «Молитва» в Петербурге (11 апреля 2011 г.) |
«Молитва» в Петербурге
| Елена_Фёдорова | Дата: Суббота, 01.01.2011, 15:25 | Сообщение # 1 | |
Начало в 19:00 |
||
|
| Нина_Александровна | Дата: Четверг, 20.01.2011, 16:14 | Сообщение # 2 | |
|
|
На сайте bileter.ru открыта продажа билетов. Цены: 100-1800 р. «Самое главное – то, что не увидишь глазами…». (Антуан де Сент-Экзюпери). |
|
|
| Юрий_Ермолаев | Дата: Вторник, 25.01.2011, 21:48 | Сообщение # 3 | |
|
Неужели в БКЗ еще бывают билеты по 100 р.? Вроде бы в прошлом году самые дешевые были по 300. Интересно, на какие это места.  |
|
|
| Елена_Фёдорова | Дата: Среда, 26.01.2011, 22:27 | Сообщение # 4 | |
|
|
Сообщения Королева_О перенесены в тему Концерты в Москве . | |
|
| Юрий_Ермолаев | Дата: Вторник, 15.03.2011, 13:57 | Сообщение # 5 | |
|
|
Из анонса концерта на bileter.ru:
Олег Погудин «Молитва» Известный исполнитель романсов Олег Погудин представит свою программу «Молитва». З.а. России Олег Погудин широко известен исполнением не только романсов, но и духовных песен. Уже много лет подряд в дни Великого поста артист выступает в родном Петербурге с православной программой «Молитва». Однако, обычно Олег выбирал для этой программы небольшие залы. И вот впервые Погудин решил вынести духовные песни на большую сцену. «Молитву» я даю ежегодно в Петербурге порядка 10 лет подряд, но впервые мы решили вынести «Молитву» на сцену «Октябрьского» зала, — говорит Олег Евгеньевич. — Это требует некоторой редакции программы. Поэтому в «Молитву», которая будет показана в БКЗ, войдут не только хорошо знакомые моей постоянной публике песнопения Иеромонаха Романа, но и произведения на религиозную тему русских поэтов и композиторов XIX-XX столетия. Я исполню песни на стихи Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, русских поэтов XX века. В программе прозвучит музыка различных композиторов от Александра Варламова до Исаака Шварца. Соответственно, будет расширено и музыкальное сопровождение — на сцене будет не только гитара, как обычно, а весь ансамбль. |
|
|
| Татьяна_Соловьёва | Дата: Вторник, 15.03.2011, 16:53 | Сообщение # 6 | |
|
Какой интересный концерт ждёт гостей и жителей Санкт-Петербурга
Как замечательно, что, покоряя новые вершины творчества, обращаясь к духовным истокам и лучшим традициям культуры, Олег Погудин, совершенствуясь сам, одновременно зовёт к духовному и культурному совершенству многих. |
|
|
| Наталья_К | Дата: Пятница, 18.03.2011, 08:30 | Сообщение # 7 | |
| Горестный пример отношения к нашему любимому артисту. На сайте http://www.muzbilet.ru/concert.php?item=17-504 в анонсе концерта даже не упоминается о его содержании, и вообще не говорится о духовном репертуаре Олега Погудина, имя иеромонаха Романа не упоминается. Концерт отнесен к разделу «поп-музыка» (. ), наряду с Киркоровым, Орбакайте, «Лесоповалом». А гала-концерт конкурса «Весна романса», который, по моему мнению, как раз более соответствует «поп-музыке», указан в разделе «классическая музыка» . Непонятно, почему и для чего это сделано — по незнанию, равнодушию или это провокация с целью завлечь на концерт несоответствующую публику, которой программа будет неинтересна. |
||
|
| Елена_Фёдорова | Дата: Пятница, 18.03.2011, 22:19 | Сообщение # 8 |
|
|
Главная / Афиша / Информация о событии – Олег Погудин. «Молитва» Олег Погудин. «Молитва» Хотя вокруг исполнителей романсов редко толпятся журналисты, а их имена, в отличие от эстрадных звезд, не обретают скандальную известность, Олега Погудина хорошо знают во всей России. Собирая на своих выступлениях восторженных почитателей классического и современного романса, он открывает для слушателей поэзию и красоту жизни, в каждом своем мгновении неповторимо прекрасной. У Олега Погудина – своя аудитория, для которой мелодия и поэтическое слово в песне и романсе одинаково значимы. Мысль, продиктованную сердцем, этот исполнитель превращает в музыкальный образ, а каждое выступление – в неповторимую встречу, где ведется диалог о главных смыслах бытия. Имея актерское образование, он строит свои выступления по драматургическим законам. В романсе непременно передает драму конкретного человека. Ведь Погудин убежден, что именно «здесь можно говорить о лирическом герое, о какой-то истории, сюжете: Всякий романс можно назвать песней о любви». На его концертах звучат песни и романсы на стихи Пушкина, Гумилева, Вертинского, Окуджавы. У Олега Погудина вышло несколько дисков романсов, в том числе и на стихотворения Михаила Лермонтова – этот поэт особенно близок его душе. Исполняя репертуар Вертинского, он ничуть не отождествляет себя ни с великими артистом, ни с его героями: вглядываясь в прошлое, он размышляет над необычными судьбами тех, кому суждено было стать персонажами исторических драм. Каждую песню он преподносит как маленькую историю, где содержание определяют атмосфера, настроение, эмоциональный посыл. Поэтому погудинские концерты так мало похожи друг на друга – они зависят от ситуации, зрительских вопросов: Особое место в репертуаре Олега Погудина занимают произведения Булата Окуджавы. Он тонко чувствует игровую природу его песенных текстов, донося до зрителей их доверительную интонацию, лирику и философскую глубину. Если раньше эти песни привлекали своей иносказательностью, точно выражающей злободневные проблемы действительности, то сегодня они обретают общечеловеческую значимость, заставляя задуматься о вечных проблемах. Этот автор, прошедший войну, как мало кто, знал истинную цену жизни – Погудин, исполняя его песни, уже из дня сегодняшнего продолжает когда-то начатую Окуджавой вдумчиво-доверительную беседу о доброте, вечной красоте и поэзии мира и предлагает «говорить другом с другом, восхищаться». В хорошо знакомых всем строках Окуджавы, Погудин открывает новые значенья, преподнося уроки мудрости и терпимости к людям. И все же Погудин предпочитает выступать со «сборными программами», к примеру такими, как «Городской романс». Он предлагает публике задуматься об общечеловеческих проблемах. В хорошо знакомых строках Погудин открывает новые, порой неведомые смыслы, тонко чувствуя природу песенных текстов, донося до слушателей доверительную интонацию романсов, лирику и философскую глубину. Его концерты охотно посещают и петербуржцы, и москвичи, и жители самых разных городов – ведь в наше суетное смутное время так необходимы доверительное общение, мягкий юмор по отношению к себе и к миру, лирика, присущие погудинской манере исполнения. Пусть скептики твердят, что романсы, лирическая песня осталась в прошлом, во времена романтических иллюзий и прекраснодушных надежд. Нет, романс совсем не устарел. Этот жанр по-прежнему имеет своих постоянных поклонников. И в том немалая заслуга Олега Погудина. Татьяна Ткач (www.pogudin.ru ) По-моему, об Олеге написано неплохо и с уважением. А то, что анонс концерта попал в «поп-музыку», действительно, странно. Но туда же попали концерты и Жанны Бичевской, и Татьяны Долгополовой. Вероятно, на «Музбилете» процветают суета, неразбериха, небрежность, поверхностное отношение и пр. |
